– Я понял, мастер.
– Проходи в беседку, сестра, садись, – сказал Ратибор. – И ты, Илюша, садись. Помоги человеку войти в равновесие с людьми и миром. А я тут сбоку пока постою.
– Так вы хотите разлюбить человека? – проговорил Илья.
– Не хочу, – ответила дамочка. – Хотела бы – разлюбила бы. Но надо. Точно надо. А я не могу.
– Я помогу вам, – Илья приложил руку к ее лбу. – Думайте о чем угодно, но не о нем. О природе, о море, о траве и шуме ветра. Думайте…
– Я почувствовала, – дамочка отстранилась, потерла виски. – Это есть. Я его теперь ненавижу. Вы и правда волшебник.
– Нет, я…
– Молодец, Илюша! – Ратибор похлопал его по плечу. – А теперь иди, отдыхай. Хорошее дело сделал, а сколько мы еще сделаем?
И потом, когда Илья ушел, обратился к дамочке.
– Ну, как договаривались?
– Да, конечно, – она передала ему белый конверт.
– А теперь пройдемте в дом. Ну, надо закрепить эффект отворота. Дайте вашу ручку…
– Он, этот крестник, только что торкнул бабу! – воскликнул Серега. – Я это сам видел и по волнам учуял. Она деньги отдала и вообще… Ребята, это кабздец! Его Дар используют левые люди! Что делаем?
– Сережа, спокойствие, – откликнулся Михалыч. – Выводи крестника с территории. Если будут проблемы – используй кодовую фразу, я официально даю санкцию. Выводи любыми средствами, оружие разрешено. Но мы это дело так не оставим. Ты выходишь из операции, теперь я захожу.
– Проблем быть не должно. Этот гребаный волхв уединился с бабой в домике, и территория без контроля. Все сделаю чисто, мастер.
– Я готовлю полевую лабораторию, – добавила Вероника. – Ждем вас.
– Принимайте пациента, – Серега втолкнул крестника в машину и утер пот.
– Так, стоять спокойно, – Вероника подняла руку со шприцем и сделала укол в плечо прямо через подрясник. – Теперь ложись и не дергайся.
– Эх, Илюха, ну, зачем ты так? – горестно пробормотал Михалыч. – Все же было хорошо.
– Тихо вы там! – Вероника копалась у откидной кушетки, позвякивая инструментами и пузырьками.
Мужчины почтительно замолчали.
– Как прошло? – шепотом спросил Михалыч.
– Не очень, – вздохнул Серега. – Он меня срисовал, заволновался… Короче, пришлось кое-что применить.
– Свидетели?
– Нет, никто ничего не понял.
– Ну, и то добро…
– Итак… – Вероника стянула резиновые перчатки. – Сбой прошивки – однозначно. Психика поехала – причем неслабо. Теперь его опять в инкубатор. Как это случилось, не знаю.
– Я же говорил… – вздохнул Михалыч. – Нельзя с таким индексом в монастырь. Держать в инкубаторе.
– Или в дурке, – серьезно заметил Серега.
– Да, или в дурке, под каплями. В общем, наша общая недоработка. Доложу по инстанции. Какой-то сраный гипнотизер сломал посвященного. Это не дело. Но мы ж такие гуманные, мы человека жалеем… Да ну…
– Жалко пацана.
– А что жалко? Купируем всплески, устроится куда-нибудь, хоть пылесосы продавать… Работа у нас такая, не нервничайте.
– Что, едем? – Вероника взяла салфетку и аккуратно вытерла пот со лба.
– Нет, не едем, – усмехнулся Михалыч. – Вы отдыхайте, а я это дело закончу.
Михалыч прошел на территорию, как горячий нож сквозь масло. Скинул капюшон, нашел хозяина.
– Это ты, что ли, волхв Ратибор?
– А ты кто такой? – Хозяин выпучил глаза.
– Слушай меня. Завтра встанет снова солнце. Ты проснешься и увидишь. Как роса стекает с листьев. Как идут на поле козы. И река течет, блистая. И трава укрылась ветром. Все, с тебя достаточно.
– Что ты несешь, чужак?
– Это уже не твоего ума дело.
– Нет уж, будь добр, отчитайся, кто такой и зачем пришел, – насупился Гена-Ратибор. – А то сейчас ратоборцев своих позову и…
Несмотря на внешнее спокойствие, Михалыч был сейчас словно натянутая тетива. Его спина взмокла, пальцы дрожали. У противника был слишком крепкий панцырь.
