материю. Губы его шевелились, привычно повторяя за муэдзином: «Ашхаду ал-ля иляха илля-Ллах[8]», но в голове набатом звучали слова, сказанные двадцать с лишним лет назад смуглому человеку в восточной одежде: «В добрый путь!»
Дмитрий Казаков
Благое дело
Сначала Мирко увидел след: неровную разбросанную полосу отпечатков и… багровые, почти черные капли на траве.
Кто-то шагал через березняк, шатаясь, приволакивая ногу и истекая кровью.
Пройдя по следу с сотню саженей, Мирко услышал, а потом и разглядел чужака. То, что перед ним чужак, он понял сразу – подобной одежды в деревне не носили, да и с таким огромным заплечным мешком никто в лес не отправится.
«Встретил незнакомца – спрячься и сиди тихо!» – этому детей учили с пеленок, и волхв-наставник не забывал повторять эту фразу, добавляя, что за пределами леса живут либо крестоносцы, готовые на все, даже на убийство, чтобы уничтожить истинную веру, либо отвратительные атеисты.
Мирко как-то спросил, кто это такие, и получил ответ, что жуткие и опасные слуги Чернобога. С тех пор у него в голове поселился образ человекоподобных уродов с лягушачьей кожей, рогами лося и волчьей пастью.
Так что, увидев чужака, он бесшумно отступил в сторону, присел на корточки за разлапистой елью.
Высокий, крепкий дядька, одетый сплошь в зеленое – разводы и пятна разных оттенков, как раз остановился. Застонал, прижав руку к боку, и повалился на спину, только зашелестел сломанный папоротник.
Мирко шмыгнул носом, раздумывая, что делать… ничего себе, набрал грибов.
Рогов у чужака нет, так что вряд ли он атеист, крестоносца из учебника он напоминал мало, не хватало горящего факела, ну а бросать раненого человека в лесу… Мирко это казалось неправильным, боги за такое не похвалят, разве что Ящер обрадуется.
Да и любопытство его разбирало.
Пробормотав молитву Роду и берегиням, чтобы сохранили от всякого зла, Мирко отставил корзинку и скользнул вперед. Через миг очутился рядом с чужаком, увидел смуглое лицо, длинный нос, уловил тяжелое, прерывистое дыхание.
Куртка на правом боку незнакомца оказалась разодрана, там набухало мокрое темное пятно.
– Мальчик… – загляделся, не заметил, как чужак открыл глаза, и, услышав голос, Мирко вздрогнул.
Накатило паническое желание убежать, но он с ним справился.
Тринадцать лет, почти мужчина, не к лицу трястись как осиновому листу.
– Мальчик, – повторил чужак. – Как… тебя… зовут?
Удивительно, но слова его звучали понятно, хотя каждому известно, что атеисты и крестоносцы, а также прочая нечисть, живущая за пределами леса, способна только на злобное бормотание.
– Мирко… Мирослав…
– Помоги мне, мальчик, – сказал чужак, силясь улыбнуться. – Кабан попался… Подранил, сволочь…
Ну да, если встретил секача в чащобе, то быстрее лезь на дерево и молись всем богам. Так что дядька молодец, остался в живых, сумел увернуться, пережил нападение, а потом еще и спрятался так, что зверь его не добил.
– Меня Ринат зовут, – добавил чужак. – Помоги…
Глаза у него были темные, их застилала боль, на подбородке серебрилась щетина.
Мирко помедлил, не зная, как поступить, но только на миг… помочь другому – благое дело, все так говорят, от тетки Светланы до верховного волхва Огнеяра.
– Вы сможете идти? – спросил он. – Тут деревня недалеко… там лекарь…
Мысль о том, что можно сбегать за помощью, почему-то не заглянула Мирко в голову. Так что он подхватил дядьку Рината за локоть, затем за талию, и тот с глухим стоном уселся.
Так, теперь избавиться от тяжеленного заплечного мешка, с ним точно ничего не выйдет. За мешком и за корзинкой с парой подберезовиков и одним подосиновиком можно вернуться позже.
А сейчас осторожно, чтобы не потревожить собственную левую руку…
Чужак был невероятно тяжелым, шел с трудом, шатаясь, и, судя по тому, как кривилось белое лицо, испытывал страшную боль. Поначалу Мирко казалось, что тот вот-вот упадет, не выдержит, но они делали шаг за шагом, шаг за шагом, и пусть не быстро, но двигались куда надо.
– Держись, дядька Ринат, – подбадривал он, а про себя молился Перуну, чтобы тот дал сил и стойкости, ну а еще раздумывал, откуда взялся
