– Кажется, я его вчера, когда приехал, видел, – пробормотал Михаил. – А фамилия у этого Кондрата есть?
– Есть, наверное. Только мне ее никто не говорил.
– Ну вот что, МЧС, я тебе сейчас помогу забор поправить, а ты помоги мне этого лешего отловить – он может быть ценным свидетелем. Тебе ведь он тоже нужен – про станцию договариваться, раз уж его тут все так слушают.
– Лады, – покладисто ответил эмчеэсовец.
Кое-как поправив едва не развалившийся на отдельные доски забор, Михаил с Максимом двинулись к озеру.
– Пойдем по берегу в разные стороны – кто-нибудь на него да наткнется, – предложил эмчеэсовец.
Чаща близ озера вновь охватила Преображенского тревожной аурой. Продираясь сквозь кусты, которые обдавали его холодным душем и облепляли лицо паутиной, он ощущал давящую тишину и все увереннее подозревал, что заплутал. Умом понимал, что это невозможно, что он все время движется по- над берегом, но спинной мозг не признавал этих жалких отговорок, понуждая сорваться в панику.
– Что за черт, – инспектор остановился и попытался волевым усилием подавить нарастающую тревогу. Но тут же насторожился и замер – в нескольких метрах от него явно что-то двигалось.
– Макс, это ты? – позвал Михаил, с неудовольствием отметив, что голос его чуть дрогнул.
Из чащи донеслось жутковатое бессмысленное бормотание, сплетающееся тем не менее в некий дикий ритм:
– Ишун-дурун-дурун-дурун-ишан-мишан-угун…
– Это вы, Кондрат, простите, не знаю отчества? – вопросил Михаил мокрые кусты, подсознательно испытывая страх, что сейчас оттуда вывалится бесформенное чудовище.
Бормотание враз смолкло, шаги остановились.
– Выходите! – окрепшим голосом велел инспектор.
Из кустов появился тот, кого называли Кондратом. Он действительно напоминал какое-то легендарное существо. На сей раз капюшон был откинут, и Михаил увидел рассыпавшиеся по плечам пегие длинные патлы и огромную, совсем седую бороду. Из этой поросли внимательно и остро глядели глаза. Они были очень светлыми и слегка безумными, как у примеривающегося к прыжку кота.
– Кондрат меня кличут, – глухо проговорил старик. – И все тут. Зачем мне еще имя, помимо того, под каким я Матушке известен.
– Я следователь… – начал Михаил, но Кондрат прервал его:
– Знаю, кто ты. Сам не зол, да злому служишь. Ищешь, ищешь, а чего, не знаешь. Покайся перед Матушкой, пока Кондрат тебя не огласил для лона ея.
От деда исходили какие-то совершенно явственно ощущаемые флюиды силы и уверенности. Михаил стал сомневаться, что перед ним обычный деревенский дурачок. Между тем Кондрат продолжал говорить, и инспектор с удивлением понял, что не может вставить ни слова. Причудливая речь лилась легко и свободно, а странные словесные конструкции казались ясными и убедительными. Плащ-палатка распахнулась, и Преображенский уже без всякого удивления увидел, что под ней старик почти совершенно обнажен – лишь просторные трусы прикрывали чресла. Кожа его была гладкой и блестящей, а тело мускулистым, как у юноши. Он вещал с увлечением, жестикулируя зажатой в руке пустой банкой из-под пива, которую, видимо, забыл положить в мешок.
– Миша, детка, – говорил Кондрат, и столичный инспектор нисколько не возражал против подобной фамильярности, – это глаголет тебе Кондрат Оглашающий. Сердечная просьба к тебе: прими от меня несколько советов. Матушка наша стоит за то, чтобы люди не умирали. Совсем-совсем. Но горе вам будет, людям. Вы все созданное вами превращаете в шлак, в отбросы, в вонь, и вот за это-то и недолюбливает вас Матушка и наносит вам ущерб. Она ведь терпит это до поры до времени и говорит: «Сегодня ты меня, а завтра я тебя, ты меня огнем, а я тебя водой». И кого огласит Кондрат, того она и…
Михаил с трудом сбросил с себя чары, наложенные этим глухим голосом, – последние слова старика пробудили в нем сыщика.
– И кого же она… водой? – тихо спросил он.
Кондрат на миг смолк, а когда вновь заговорил, в голосе его послышался гнев:
– Все лежат в прахе своем и ждут, когда их Огласитель поднимет. Кого еще возможно спасти, того он словом спасает. А кого уж нельзя, ибо разъело зло до конца, огласит он перед Матушкой, и примет Она того в лоно свое святое. Ибо все тела наши принадлежат Матушке-природе, из нее выходят и в ней же упокоиваются. Ныне же Матушка Кондрата пригласила. Он людей учит, а потом пойдет от них в воду. По воде пойдет он, ибо раньше Дух носился над водами, а теперь окружил он Кондрата и освятил его.
– Кондрат, значит, по воде, а остальные – в воду?! – раздался рядом громкий яростный голос. Михаил резко обернулся. В двух шагах стоял Максим. Несмотря на свои габариты, он подошел совершенно бесшумно и, судя по всему, слушал проповедь лесного деда уже несколько минут.
– Изыди, фарисей и лицемер! – заорал на него Кондрат не менее яростно. – Знаю, знаю, чего тут ищешь! Души невинные загубить, на Матушку покуситься. Вот ужо огласит тебя Кондрат!
Дед со злобой отбросил пустую банку и стоял, сверкая глазами из седых зарослей.
– Как тех, что тут утопли?! – выкрикнул Макс.
