– Миша, зачем американцам травить американку?
– Откуда мне знать? Когда-то, очень давно, жила в Америке девочка Саманта. Как и многие американцы, особенно дети, она боялась, что в любой момент на нее нападут «ужасные» Советы и забросают атомными бомбами. Точно так же, американского атомного нападения боялись в Советах. Так беспощадно работала пропаганда. Саманту все это беспокоило настолько, что она написала письмо советскому лидеру. Она, наверное, вовсе не ожидала, что это письмо в Советском Союзе опубликуют в главной газете – «Правда» и что страна, которую она так боялась, пригласит ее в гости. И встречали ее в Советской России так, как встречают президентов. Ей было десять лет, когда она написала письмо Советскому правителю. И ей было всего тринадцать лет, когда она погибла в авиакатастрофе где-то в штате Мэн[15]. Многие у нас были уверены, что ее гибель подстроена агентами ЦРУ. А потом я узнал от Оливии, что многие в Штатах точно так же были уверены, что ее гибель подстроена агентами КГБ. Так беспощадно отравляла разум людей пропаганда. Скорее всего, это была страшная, трагическая случайность. Одна из многих, что, к сожалению, происходили с самолетами.
– Так неужели и твой разум отравлен пропагандой, если думаешь, что Оле подсыпали какую-то отраву американцы?
– Я не знаю, Тони. Мой разум сейчас вообще не в лучшей форме. Они не смогли договориться, и все идет к войне. Это меня угнетает. Теперь заболела Оля. Это сводит меня с ума и убивает…
Дверь распахнулась, и в здание вошел шериф Риггз.
– Майкл, что вы, черт возьми, творите? Почему вы оскорбляете и провоцируете моих людей? Они все вооружены. Они на взводе. В каждую секунду они ожидают нападения. Вы что, хотите, чтоб кто-то из них вдруг сорвался и подстрелил вас?
– А по какому праву ваши люди входят в наш дом, хозяйничают в нем и требуют наше имущество?! – рявкнул Крашенинников, поднявшись со стула. – Такое поведение, по вашему мнению, приемлемо, а мое возмущение им – нет?! И как такое можно назвать?! Двойные стандарты? Дискриминация по национальному признаку? Расовая сегрегация?!
– Мои люди вежливо попросили телескоп, мистер.
– И намекнули на применение силы. Оно тоже будет вежливым? Эдакий удар в череп прикладом автомата, во имя демократии?
– Послушайте, Майкл…
– Нет, это ты послушай, Карл. Видишь дверь? Потеряйся за ней!
Шериф вздохнул, опустив взгляд и пощупывая пальцами поля своей шляпы.
– Ответьте на один вопрос. Где мисс Собески?
– Вообще-то миссис, – поправил Антонио. – Перед вами ее муж, все-таки.
– Так, где она?
– Тебе какое дело?! – еще больше разозлился Михаил.
– Какое мне дело? Я ее не вижу. И мне очень не хотелось бы, чтоб она совершила какую-нибудь глупость. Например, сбежала и отправилась к русским, чувствуя в себе призвание посла по мирному урегулированию.
– Как она могла сбежать, если вы превратили наш дом в Гуантанамо и у дверей стоят ваши головорезы?!
– Есть окна.
– Убирайся, Карл!
– Миша, скажи ему, – вздохнул Антонио, и Крашенинников тут же бросил на него недовольный взгляд.
– Сказать что? – насторожился шериф.
– Она заболела, – произнес Квалья, не дожидаясь, пока на это решится Михаил.
– Майкл, ваша ненависть к нам настолько затмила ваш разум, что вы ставите ее выше здоровья вашей жены?
– Не надо выдумывать. Мне не свойственна ненависть к людям. Но ваши действия…
– Сейчас не о моих действиях уже речь. Где Оливия?
– Она в своей комнате. Спит.
– Тогда я иду за врачом. Но если вы солгали, и она сбежала, то разговор уже будет другим, Майкл.
– Нам не нужен ваш врач и вообще ничего от вас не нужно.
– Вам не нужен. А миссис Собески, похоже, очень нужен. Опять-таки, если это не вранье. И я еще вот что вам скажу, сэр. Очень скоро начнется война. И будут раненые, как минимум. У доктора Шалаба будет много работы. Но пока этого не случилось и пока вашей жене не стало хуже – я иду за ним.
Пульсирующая боль поселилась где-то внутри правого бедра. Что-то давило на тело, а лицо и шею заливала теплая вязкая жидкость. Никита
