жили в мире, сотканном из безумных фантазий Джорджа Оруэлла, Карл. Ужасный финал такого мира был закономерен.
– С этим я даже спорить не буду, Рон.
– Тогда с чем ты споришь?
– С тем, что ты забываешь об осторожности.
– Именно осторожность заставляет меня повторять, что попытка заключить союз с этими пришельцами может стать роковой ошибкой.
Карл хотел что-то ответить. И конечно, он не мог согласиться со своим другом, потому что ему казалось, что Джонсон руководствуется лишь эмоциями и не позволяет себе мыслить прагматично и здраво. Но все его внимание вдруг привлек источник света далеко на полукруглом холме.
– Какого… – Он резко поднял бинокль, и некоторое время всматривался, пока вдруг его руки не опустились и шериф разразился смехом.
– В чем дело? – спросил недоуменно здоровяк.
– Похоже… Похоже, этот твой друг шлет тебе послание, – продолжал смеяться Карл и протянул ему бинокль.
Взглянув на холм вооруженным взглядом, Джонсон увидел, как на вершине полыхает объятый пламенем крест.
– Вот ведь тупой сукин сын… – зло выдохнул Рон, после чего Карл расхохотался совсем уж громко.
– А вы с ним хорошо поладили, да? Хочешь, я его арестую за проявление расизма?!
– Иди ты тоже к черту, Карл!
– А-ха-ха!!! – изнемогал от хохота схватившийся за живот шериф.
Джонсон посмотрел на его реакцию, затем снова взглянул на горящий крест и тоже засмеялся.
– У этого Юджина действительно странное чувство юмора. Хотя, он мог просто не знать. Ладно… – Рон подошел к краю крыши и крикнул вниз: – Брюс! Эй, Брюс!
– Да! – послышался снизу голос.
– Будь добр, принеси мне два горящих факела!
– Саня, тебя снятся наши дела давно минувших дней? – спросил Жаров, задумчиво глядя на то, как под натиском облаков тухнут одна за другой звезды.
– Ты про какие дела? Про сестер Соловьевых? – отозвался из темноты траншеи сонный голос Цоя. – Ох и озорные они были, пока молодые…
– Да не про эти дела, дурень. Я про то, как мы расправлялись с бандитами. Вот, самые жуткие моменты… Снятся? Как Скрипача мы убили, Руслану, Носатого… Чермета…
– Ах, это… Да, брат. Бывает. Это теперь наша ноша до последнего мгновения жизни. Ничего не поделать. Но кто-то ведь должен был… А знаешь, что я тебе скажу? Мне все эти кошмары не снятся, когда я с Оксаной. Заведи уже себе подругу. И когда будешь засыпать на ее груди, то ее грудь тебе и будет сниться. Это прикольно…
– Вот болван, я же серьезно с тобой говорил, – поморщился Жаров.
– Так и я тебе серьезно говорю. Заведи подругу. Сколько ты уже в холостяках?
– Не доверяю я бабам, – проворчал Андрей. – Я из приморского квартета и только это для них и важно. Последняя со мной только из-за этого и была. Думала, будто с мужиком из квартета она будет жить как в раю и ни хрена не делать. Можно подумать, что у нас тут ад. А она все ждала, что я дворец ей отстрою и королевой сделаю. Да еще звездами с неба усыплю. Сука тупая. И сиськи у нее так себе… Это к слову о твоей терапии, Саня.
Из темноты послышался негромкий смех Цоя.
– Теперь понятно, почему ты злой такой все время. Небось, жалеешь, что мы не кровавые диктаторы, как про нас шутит Герман Палыч. Так бы ей и экзекуцию можно было устроить.
– Да слишком много чести для нее. Таких тупых сама жизнь накажет. Вот еще, мараться экзекуциями. Мне вообще плевать.
– Судя по тому, как ты завелся, тебе совсем не плевать! – Цой засмеялся громче.
– Да пошел ты к черту! Чего пристал вообще?! – взорвался Жаров.
– Так ты сам этот разговор начал! – ответил хохотом Александр.
– Я тебя про ночные кошмары спрашивал, идиот!
Мимо промелькнула фигура, слегка освещаемая догорающим крестом. Жаров успел заметить, что это Горин.
– Эй, Женька! Чего случилось?!
– Ничего! Американец ответил на сигнал! Сапрыкин просит дать ему факел! Он идет на встречу!
– Этот еще… Хрен старый… – Жаров поднялся с соломенной подстилки, отряхнулся и двинулся по траншее на вершину холма. – Эй, Анатольевич! Тебе что, прямо сейчас идти надо?
