каравана не рискнут стрелять, побоявшись задеть своих.
– Держись, господин! – услышал я ни с чем не сравнимый вопль Велизария, как-то само собой отправившегося в это путешествие со мной. – Мы идем!
Красиво это выглядело, аж дух перехватило. Развевающиеся по ветру плащи, скалящиеся в азарте бешеной скачки кони, сверкающие мечи. Эковертовцев больше не интересовали драпающие, как зайцы, незадачливые стрелки. Слаженно повернувшись, они встретили новую атаку, но и десяти минут не прошло, как строй остатков посольского войска смяли, воинов изрубили.
Я устало уселся прямо на землю. Руки дрожали. В колчане скучали две оставшиеся стрелы.
Так и сидел, отрешенно наблюдая, как вытаскивали спрятавшихся в повозках слуг, как добивали раненых лошадей и людей. Как вязали руки-ноги Мирославу. Как рвало моих парней, до которых только тогда, уже после боя, дошла мысль, что это они могли валяться мертвыми на траве.
– Посижу с тобой, – выдохнул Инчута, падая рядом. – Сил что-то не хватает…
– Угу, – согласился я, опрокидываясь на спину. – Представляешь, всего две стрелы оставалось.
– У меня тоже с десяток, не больше.
Ветер гнал по небу редкие облачка. Покачивалась мохнатая хвоя на ветках сосен. Подъехал принц. Спрыгнул с коня и, покачиваясь, подошел, заслонив солнце.
– Ну, ты, Арч, даешь, – укоризненно покачал головой. – Мы всю ночь шли, на подмогу торопились! А ты сам почти справился.
– Не справились бы без вас, – угрюмо проговорил Инчута, избегая смотреть в глаза. – Еще б пару минут – и смяли бы нас, клянусь храпом Спящих! Шибко они умелые были. Не нам чета. Мы-то думали – они драпать побегут, растеряются от первых залпов. А оно вишь как получилось…
– Лонгнафа не нашли среди мертвых? – поинтересовался я.
– Нет его. Ни его, ни Сократора не нашли. Да и людишек в отряде явно маловато. Ушли они. Где-то свернули.
– Парней жалко, – протянул мой ученик. – Восьмерых стрелами зашибло. Как с подлых луков своих стрельнули, так сразу насмерть. Еще четверо – от мечей… Поранено семеро…
– Короткий поход у них вышел. Видно, так нити Судьбы сплелись… – Принц наверняка видел бегство моих лукарей, но не стал напоминать. Да я и сам знал: не дрогни, не выпусти отроки луки из рук, в живых осталось бы много больше.
Оставались на месте боя до тех пор, пока кому-то-брат не кивнул. Принц назначил его главным казначеем армии, и тот сразу развил бурную деятельность. Мертвецов раздели до исподнего. Все оружие, все стрелы, которые после небольшого ремонта можно было бы снова использовать, собрали и увязали. Девять захваченных повозок тщательно осмотрели. Лошадей собрали. С мертвых сняли упряжь.
Тех врагов, с которых больше нечего было взять, оттащили в лес на пищу зверям. Отроков, чей поход так быстро окончился, завернули в ткань и упрятали в телеги. Раненых перевязали. Наконец Парель хозяйски окинул взглядом вытоптанное поле и сказал:
– Ну вот. Теперь можно ехать. Славно повоевали!
С трофейными конями уже треть отряда оказалась верхом. Впрочем, в этот день переход вышел совсем коротким. Отшагали верст пять, до ближайшей деревеньки, да и встали лагерем. А раз находились мы уже в пределах Дубровицкого удела, то впервые развернули знамена: орейского племени с солнцем, зеленый стяг лесного народа, и самое большое – черное с серебряным львом – Модулярского королевства.
Потому и лагерь разбивали со всем тщанием. Чтоб показать туземным крестьянам: не банда злыдней мы – армия законного короля далекого государства. Хоть маленькая и не совсем умелая, но уже спаянная общей пролитой кровью. Как своей, так и чужой.
И пока усталые отроки ставили шатры и разжигали костры, я увел пленного посла в лес. Долги отдавать. На увязавшегося было следом Инчуту Ратомир так рявкнул, что тот поспешил обратно в лагерь.
Поставил связанного на колени. Молча, воткнул в податливую лесную землю меч и сел напротив. И закрыл глаза, припоминая мечты:
«Вот посол Мирослав ползает на коленях, пачкая дорогие штаны хвоей и мышиным дерьмом. Он умоляет о пощаде, поминутно сглатывая струящуюся ручейком кровь из срезанного носа. Руки блестящего господина прижаты к дыркам по бокам головы – там, где раньше были аристократические уши. У надменного чужеземца еще много выступающих частей тела. Ему обещано – он лишится их всех. Искупление грехов! Этот индюк вызывал омерзение и скуку. Переживания этой твари, даже у смерти на краю, были мелочны и ничтожны. Быстрый конец – чтоб не тратить время на пустяки…»
На самом деле он пощады не просил. Рот оказался занят кляпом. Досадуя на самого себя за оплошность, поднялся и выдернул мокрую тряпицу.
– Хочешь что-нибудь сказать? – подсказал я.
– Ты, грязный щенок! – выдохнул Мирослав. – Поднял руку на посольство короля Эковерта! Сдохнешь в канаве!
– Забавно, – удивился я, вместо жалобных воплей услышав угрозы.
– Трепещи, варвар! – снова завел свою песню враг и попытался встать с колен. Пришлось подскакивать и засапожным ножом подрезать ему связки на коленях. Никаких чувств к этому существу я не испытывал. Ни жалости, ни страха, ни, как ни странно, удовлетворения местью. В душе было пусто.
– Кто такой Лонгнаф?
– Нож короля, – посол разлепил прокушенные от боли губы. – Жди свою смерть из каждой тени!
