оставил красоваться на виду.
– Ты не поверишь, Онор, – говорил он мне, – этот толстый кретин Дигби девять месяцев сидел, не отрывая задницы, у стен Плимута, в гарнизон завозили продовольствие, дрова, возводили баррикады, а он играл с офицерами в карты. Слава богу, шальная пуля приковала его к постели месяца на два, и я за это время успею организовать осаду вместо него.
– Что ты собираешься предпринять? – спросила я.
– Первые две задачи были довольно просты, и я решил их еще в октябре. Я приказал возвести новое укрепление в Маунт-Баттене, и мои орудия так палят по кораблям, пытающимся пересечь пролив, что в гарнизоне уже начинает недоставать боевых припасов. Затем я перекрыл им воду, и городские мельницы не могут больше молоть муку для населения. Дай мне один-два месяца, и я заморю их голодом.
Он вонзил зубы в пирог и подмигнул.
– А блокада со стороны суши? – Меня заинтересовал его рассказ. – Это эффективно?
– Будет эффективна, если я успею ее организовать. Когда я приехал, то обнаружил много бездарных офицеров – больше половины из них я уже уволил. У меня в Солташе есть один славный малый, он отбросил мятежников назад в Плимут, накормив их свинцом, когда те пытались высунуть нос недели две назад. В этом жестоком бою мой племянник Джон – старший из сыновей Бевила, ты должна его помнить – проявил себя с наилучшей стороны. На прошлой неделе мы устроили небольшой сюрприз их сторожевому отряду со стороны Модлина. Выбили их с занятых ими позиций и взяли около сотни пленных. Думаю, теперь эти господа из Плимута надолго лишились сна.
– Пленные, наверное, доставляют немало хлопот, – сказала я. – Тут для своих людей и то непросто раздобыть провиант. Ведь ты должен их кормить, я полагаю?
– Кормить? Этого еще не хватало! Я отправил их в Лидфордский замок, а там их повесили без суда за государственную измену.
Он выбросил куриную ножку в окно и оторвал от тушки вторую.
– Но, Ричард, – заметила я неуверенно, – правильно ли это? Они сражаются за дело, в которое верят и считают справедливее нашего.
– Плевать на справедливость, – ответил он. – Это эффективное средство, а остальное значения не имеет.
– Я слышала, парламент назначил за твою голову высокое вознаграждение. Мятежники боятся тебя и ненавидят.
– А чего ты хочешь? Чтобы они расцеловали мою задницу? – Он улыбнулся и сел на кровать. – Довольно о войне. Поговорим немного о нас.
Мне этого не хотелось, я надеялась увлечь его разговором об осаде Плимута.
– Где ты сейчас живешь? – быстро проговорила я. – В палатке?
– Я в палатке, имея в своем распоряжении лучшие дома Девона? – Он ухмыльнулся. – Нет. Мой штаб располагается сейчас в Баклэндском замке, который мой дед продал полвека тому назад Фрэнсису Дрейку[10], и не стану скрывать, что живется мне там совсем неплохо. Я захватил весь мелкий и крупный рогатый скот имения, и землевладельцы, под угрозой виселицы, платят мне оброк. За глаза они называют меня Рыжим Лисом, а женщины пугают моим именем детей, когда те не слушаются: «Вот придет Гренвил Рыжий Лис – и утащит вас».
Он расхохотался, словно изрек нечто очень смешное. Я наблюдала за линией его подбородка, более массивной, чем прежде, и за контуром его губ, сужавшихся в уголках.
– Твой брат Бевил, – произнесла я тихо, – совсем не таким способом завоевал себе репутацию на западе.
– Верно, – согласился он. – И у меня нет ни такой жены, как у Бевила, ни дома, который бы я любил, ни ватаги счастливых ребятишек.
Голос его вдруг сделался резким, с примесью странной горечи. Я отвернулась, откинувшись на подушки.
– Твой сын с тобой, в Баклэнде? – спросила я спокойно.
– Мой отпрыск? Да, он там, со своим наставником.
– На кого он похож?
– Дик? О! Это проказник с грустными глазами. Я называю его «щенок» и заставляю петь для меня за ужином. Но у него нет ничего от Гренвилов. Он как две капли воды похож на мать.
Ребенок, с которым играть должны были мы, мы могли воспитывать его и любить. И мне вдруг стало очень грустно, как-то неловко, оттого что отец, говоря о нем, так презрительно пожимает плечами.
– У тебя все сложилось плохо с самого начала, Ричард.
– Да.
Наступила долгая пауза: мы вступали на опасную почву.
– И ты никогда не пробовал сделать свою жизнь более счастливой? – спросила я.
– О счастье вопрос не вставал, – ответил он. – Счастье ушло вместе с тобой – факт, который ты отказалась признать. Очень сожалею.
– Я тоже.
Сумерки уже ползли по полу. Скоро придет Мэтти и зажжет свечи.
– Когда ты отказалась со мной встретиться в тот последний раз, я понял, что впереди меня ждет бесцветная жизнь. Ты, конечно, слышала историю
