– Не кольца, – вновь лучезарно улыбнулась я, жестом фокусника доставая из сумки небольшую темно-синюю бархатную коробочку. – Тропинин, ты такой дурак! – не преминула объявить я.
Мне показалось, что он выдохнул от облегчения и решительно взял коробочку.
– Что это? – полюбопытствовал он.
– Открой.
И он открыл мой подарок, ставший предлогом для последней встречи в терминале аэропорта. Я не была особым оригиналом, в отличие от своих родственников и, наверное, самого Антона, а потому подарок мой был простым, без особых изысков – серебряный широкий браслет с гравировкой ручной работы на обеих своих сторонах. На внешней была изображена звуковая волна, на внутренней – несколько слов от меня.
Тех самых, важных.
Антон с интересом рассматривал браслет.
– Пока что я могу дать тебе немногое, – сказала я негромко, отчего-то глядя в пол, – хотя ты заслуживаешь намного большего. Но…
– Мне достаточно, – перебил Кей, надевая браслет на широкое запястье – украшение оказалось ему впору. – Спасибо. Правда, спасибо.
Наши взгляды встретились, и я с облегчением поняла по его глазам, что браслет понравился ему.
– Что ты записала? – спросил Антон, все же обнимая меня – очень легко, словно я была не человеком, а хрустальной статуей. Я с трудом прогнала непрошеные слезы.
– Как ты догадался?
Гравировка действительно была изображена в виде звуковой волны моего голоса. Я записала небольшое послание, которое мастер преобразил в волновую картинку, а после перенес и на серебро.
– У меня хорошая интуиция, – усмехнулся Антон. Его губы касались моего лба.
– Я хотела, чтобы ты расшифровал эту звуковую волну, но мастер сказал, что этого сделать не получится. Поэтому скажу тебе так, – отвечала хрипло я, наслаждаясь последними объятиями. – Все просто. Я тебя люблю. Банально? – прошептала я. Голос охрип от душивших слез, но я не давала им волю. Нельзя.
– Искренне.
Мы смогли отвоевать у времени еще один час, ставший нашим.
Стояли, не замечая всего этого людского потока, не слыша голосов и автоматизированных объявлений о прибытии рейсов, растворившись друг в друге – словно в последний раз.
А потом появился Арин, нагруженный сумками, как вьючный осел, хотя по его совершенно безэмоциональному флегматичному лицу сложно было сказать, что он недоволен. Как и Тропинин Арин был «замаскирован»: капюшон худи закрывал глаза и скрывал длинные черные волосы.
– Кэт, здравствуй, – поприветствовал он меня и тотчас обратился к другу: – Антон, время.
– Иду, – нехотя ответил Тропинин и наклонился ко мне, сжимая руки на моих плечах.
Наш последний поцелуй был коротким и горьким, и эта горечь затмила всю сладость, головокружение и ощущение полета, которые были до этого. Она въелась в сердце, как чернила в белоснежную скатерть. И осталась клеймом разлуки.
Я проводила Антона до стойки регистрации, которая в скором времени заканчивалась. И, как назло, народу в очереди почти не было.
Когда он уходил, я стояла и улыбалась старательно, махала рукой, а на сердце горело это мое свежее клеймо.
– Прощай, Антон, – тихо сказала я.
Любовь не только греет, она умеет сжигать сердца.
Антон приказал себе не смотреть на Катю, стоящую позади, за стойкой регистрации, но не смог этого сделать и оглядывался до тех пор, пока ее было видно.
А она стояла, улыбалась – искреннее – и махала ему, как маленькая девочка. Только вот глаза ее были грустными, и улыбка ее Антона обмануть не могла.
Но то, что она все же приехала, отдала ему этот браслет – он с неожиданной нежностью глянул на свое запястье, – Антона впечатлило.
Ему было тяжело не меньше, чем ей. Но он привычно спрятал все свои чувства поглубже, в нижний ящик сердца, тщательно упаковав, чтобы они не разбились. Сейчас следовало сосредоточиться на другом, но, черт возьми, как тяжело было это сделать!
Катя. Катя. Катя.
Его Катя. Беззащитная, хрупкая и такая сильная. Ни проронила ни слезинки, и Антон был благодарен ей за это.
Он не хотел, чтобы она плакала, хотя она плакала из-за него много раз. Парадокс.
В какой-то момент Антону показалось – уже в который раз, – что на него смотрит кто-то еще, помимо любимой девушки, но кто, парень так и не понял. Слишком уж много было в терминале людей.
Уже стоя в небольшой очереди на предполетный досмотр, неподалеку от рамок, Арин вдруг спросил:
