– Что случилось? – повторила тихо подруга, а потом сдавила пальцами виски и завизжала так, что у меня едва уши не заложило. Видимо, этот вопль слышала не только я одна, но и Кирилл, потому как он вдруг появился в комнате – видимо, перелез через балкон, подумав, что кричу я.
– Катя, все в поря… – Тут Кирилл сам себя оборвал на полуслове, видя, что я не одна. Удивился, впрочем, не только он.
– А этот что тут делает?! – натурально обалдела Журавль и перевела на меня изумленный взгляд, демонический огонь в котором чуть поугас. Теперь она Кезона узнала – он в кои-то веки был без бороды, без женской одежды и парика и без огромных солнцезащитных очков. Удивление Ниночки было в этот момент почти соизмеримо с ее яростью. – Я ведь пила мало. Неужели эта обдолбанная свинья мне наркоты подсыпала? – словно сама у себя спросила Журавль и с ухмылочкой констатировала. – Глюки.
– Я не глюк, я живой, – ослепительно улыбнулся Кирилл. – Я был на балконе и услышал крики. И подумал, что Кате нужна моя помощь.
– Крики он услышал, – многозначительно произнесла Журавль, которую просто трясло от гнева. – Сейчас твои крики услышит весь свет, поганая галлюцинация.
И она со зверской улыбочкой пошла по направлению к Кириллу с явным намерением его задушить. Тот попятился, но вскоре спиной уперся в стену.
– Нин, успокойся, – попыталась остановить ее я.
– Я спокойна, – оттолкнула меня добрая подруга. – Сейчас отыграюсь за все на глюке. За убийство глюка не посадят. – И она даже зубами щелкнула от предвкушения. Кирилл изумленно на меня посмотрел, пытаясь понять, что происходит.
– Это не галлюцинация! – вцепилась я в Журавля, руки которой уже кровожадно тянулись к шее молодого человека. – Это настоящий Лорд!
– Настоящий Лорд на саундчеке, – огрызнулась Нинка. – Унизил меня, шалава длинноволосая, и поехал оборудование проверять. Чтобы оно у него сгнило.
Кирилл в панике перехватил ее руки за запястья, явно не желая быть задушенным какой-то сумасшедшей. Сделать больно Ниночке он не хотел, поэтому отбивался вяло.
– Девушка, – говорил он, – перестаньте.
– Нинка, это не глюк, а живой человек, – закричала уже и я, хватая ее за плечо.
– Ага! – возликовала подруга. – Опять подцепила какого-то убогого! Сначала транса, теперь идиота, который Кезоном прикидывается. А-а-а, – внимательно присмотрелась она в лицо темноволосого парня, приблизившись к нему так, словно хотела поцеловать. – Это же один и тот же! Тот мошенник! – крайне не вовремя вспомнила она репортаж о мошенниках-трансвеститах. – А я-то думала, кого он мне напоминает? Что, крошка, решил, будто я, и правда, приняла тебя за глюк? – усмехнулась она, не отцепляясь от Кезона и даже пытаясь пнуть его. – Решил, если копируешь крутого музыканта, сможешь дурочек подцепить и обворовать? Вызывай полицию, Радова, – велела Нинка мне железным тоном и пнув Кирилла под коленку, повалила его на пол, торжественно оказавшись сверху, заломив несчастному парню руку.
Не зря же она занималась единоборствами.
– Вот так и приходи на помощь, – проговорил тот, отчего-то смеясь. Мне же было совсем не смешно.
– Нина! – громко заорала я, разозлившись. – Отпусти его! Это и есть Кезон!
– Чего? – повернулась она на меня, явно вняв не словам, а громкости голоса. Я редко его повышала.
– Того, – отчеканила я и повторила: – Отпусти его.
Ниночка отвлекалась лишь на две секунды, ослабив внимание и хватку, и музыканту хватило этого, чтобы перехватит инициативу – несколько ловких движений, и теперь уже он оказался сверху моей подруги. Получилось весьма пикантно: Ниночка лежала на спине, а Кезон сидел на ней, упершись коленками в пол и прижимая к нему распластанные выше головы нежные девичьи руки, пальцы которых кровожадно сжимались в явном желании удушить противника.
Нинке всегда было без разницы, кто ее враг – мужчина или женщина; она воспринимала их одинаково плохо и методы для уничтожения применяла одни и те же.
– Отпусти меня, смертник, – прошипела она, брыкаясь, и видно было, что Кезону приходится нелегко.
– Кирилл, отпусти ее, – потребовала и я. – А ты успокойся, – велела я подруге, которая явно находилась в состоянии аффекта.
– Отпусти, – сквозь зубы прошипела Нинка. – И я тебя прикончу, мразь блохастая!
– Вот поэтому и не отпущу, – парировал Кирилл. – Я вас не то чтобы боюсь, девушка. Но выходить на сцену со светящимся фингалом или сломанными пальцами мне не хочется.
– А с выдернутым кадыком – хочется? – взбрыкнула в очередной раз Нинка, но Кирилл все же удержал ее.
Давай-ка, Катька, сфотай их в таком положении и тайком синеволосому пришли!
Что ты несешь! Нинку надо успокоить, а не драконить!
Кирилл оглянулся на меня с немой мольбой в глазах, и я решилась. Схватила стоящий в баре графин с прохладной водой и вылила на этих двоих, зажмурив глаза. Эффект неожиданности возымел действие.
Кирилл отскочил в сторону, отряхивая воду с волос и лица. Нинка, как заклинание, твердя нецензурные слова, каким-то неведомым образом складывая
