– Было чертовски неловко разговаривать о Кее, зная о его игре. Грязь, она прилипчивая штука, – улыбнулся мне виновато Фил. – А я чувствовал себя соучастником. И когда ты все узнала, у тебя такой вид был… Я думал, с ума сойду… А-а-а! – взлохматил он от порыва эмоций каштановые, с красными прядями, волосы. – В общем, Катенька, извини.
– Принято, – кивнула я благосклонно.
– И помни, что наш Кей любит тебя, – подмигнул мне Фил.
И только сейчас я заметила, что от его глаз, как у Томаса, разбегаются смешливые морщинки-лучики.
– Жизнь – забавная штука. Кей – такой дарк бруталити рок-стар, а влюбился, как ванильный мальчишка.
– Опять заливаешь про любовь, воробушек, – появился перед нами черноволосый Рэн – брат-близнец Фила и второй гитарист «На краю». На щеках его была легкая щетина, смоляные волосы – растрепаны.
Братья были не слишком высоки и худы, однако меня всегда удивляло, какие большие у обоих ладони – узкие, с длинными пальцами, выпирающими костяшками. Сразу видно – гитаристы.
– Зови меня господином Романтиком, увалень, – отозвался Фил.
– Твои слова попахивают БДСМ. Я в такие игры не играю, – громко объявил Рэн и широко улыбнулся мне:
– О-о-о, салют, хорошая девочка Катя! Рад тебя видеть! Скажу тебе прямо – круто видеть человека, который может обуздать нашу певичку, – весьма фривольно выразился он об Антоне, но меня это рассмешило. Слышал бы это «певичка», наверное, разозлился бы.
Рэн уселся на ручку моего кресла и дружески положил мне руку на плечо:
– Официальная жалоба – твой друг совсем осатанел, Кать, – объявил он весело. – Усмири его, а? Я не такой робот, как Тоха. Иногда мне надо спать.
Фил бодро закивал, подтверждая каждое слово брата.
– Желательно с прекрасной девушкой, – продолжил Рэн.
– У тебя все мысли только о девушках, – подколол его брат.
Рэн изловчился и выхватил из его пальцев бокал с колой.
– Отдай! – заорал Фил. – Это последняя бутылка была!
– Купишь еще, – залпом допил газированную воду Рэн и критически оглядел Филиппа:
– Ты опять оделся, как я!
Близнецы действительно оба были облачены в черные рубашки без рукавов и с заклепками и в джинсовые бриджи. На ногах у обоих виднелись «конверсы». Только вот у Фила татуировок не было, а одну из ног Рэна украшало цветное тату в стимпансковском стиле. Оно обхватывало жилистую икру, и замысловатый узор доходил до самого колена, теряясь под джинсовой тканью.
– Это ты оделся, как я, – ничуть не смутился Фил. Подобные перепалки были для этих двоих не редкостью.
Рэн ответил непечатными словами.
– Закрой жало, друг мой, – посоветовал ему брат. – Тут девушка.
– Малыш, прикрой свои очаровательные ушки, – обратился ко мне Рэн.
Я только улыбнулась в ответ. За близнецами интересно было наблюдать.
– Заколку нацепил, как девчонка, а! – содрал Рэн с приглаженных назад волос брата мужской черный ободок-пружинку. – Стыдно, чувак.
– Стыдно, когда ты – свинья, – с великим достоинством произнес Филипп. – Верни.
С мерзкой улыбочкой черноволосый гитарист откинул ободок в соседнее пустое кресло, качая головой, мол, мой брат совсем «не алле», носит девчачьи украшения. Фил тотчас нацепил ободок обратно.
– Игореша, веди себя достойно.
– Не называй меня Игорешей! – тотчас вспылил Рэн.
– Я же не виноват, что родители дали мне красивое имя, а тебя назвали как попало, – пожал плечами Филипп.
Плечи у него были не самыми широкими для мужчины, однако и Филипп, и Рэн были по-своему симпатичны.
Подвижный, проворный Рэн привлекал внимание беззаботной улыбкой, бесшабашностью и драйвом, который горел в карих, с хитринкой, глазах.
Спокойный рассудительный Фил же напоминал плюшевого медвежонка, мягкого, милого, почти ручного, обаятельного и заботливого. Девчонки, словно чувствуя это, липли к нему пачками.
Правда, едва я вспомнила концерт НК и несколько клипов, что специально смотрела недавно, как мои теплые эмоции поутихли, ибо на сцене и тот, и другой в сценических костюмах и профессиональном гриме были больше похоже на глумливых демонов, нежели на людей. Во время концертов эти двое являли миру свой истинный лик, а особенно пугающим был Филипп.
Фил на сцене и Фил в жизни были двумя разными личностями.
– И вообще, для меня ты всегда будешь маленьким Игоречком. Старшим братиком. Который до пяти лет писался в кроватку. Мама всегда стелила ему
