— Можешь просто ответить на вопрос, Леона?
— Потому что я хотела быть с тобой. Когда…
Не договорила.
Потому что поняла, что говорю не о том. Опять. Это у меня дар такой, что ли?
— Когда?
— Не важно.
— Не важно?
— Его можно убрать.
— Кого?
— Когда, — фыркнула я. И тут же снова стала серьезной: — Твоя очередь отвечать.
— Потому что я хочу быть с тобой.
От искренности этих слов стало нечем дышать.
Сердце сорвалось в пропасть, и я вместе с ним, но падать почему-то было не страшно.
Возможно, потому, что я не падала, а летела.
— Сейчас? — зачем-то уточнила я.
— Сейчас. И всегда.
Он пристально смотрел на меня. Так пристально, что мне захотелось завернуть сердце в фольгу, чтобы всякие его не разглядывали своими насквозь просвечивающими глазами. Выручил Марр, он ткнулся носом мне в джинсы и задрал голову. Рэйнар протянул виару раскрытую ладонь, в которую тот радостно уперся башкой. Молчание затянулось, но я не представляла, с чего начать.
Слишком многое хотелось сказать.
О том, что я отчаянно, дико скучала. О том, как смотрела на мобильный, перебирая в памяти номер, каждую цифру. О том, как хотела услышать его голос. Не просто услышать — слышать каждый день. Но что дальше? Аррингсхан говорил, что в случае поражения Рэйнар возненавидит себя. А я себя, если откажусь от оперы. Он родился первенцем правящего в мире драконов и власти, я — в стране, куда моя мама сбежала от этого мира. Правящий и полукровка с мечтой о сцене.
С мечтой, которая вот-вот станет реальностью, но в его жизнь не вписывается.
Можно ли совместить несовместимое?
В мире, где наказание любимой женщины в порядке вещей. У родителей Рэйнара были очень теплые отношения, в которых даже находилось место романтике, — вспомнить хотя бы беседку на первую годовщину. Со стороны Аргастель чувства явно были глубокими, иначе я бы не ощутила такой пронзительной тоски, когда она говорила о муже. Тем не менее это не помешало ему надеть на нее таэрран и позволить выйти под вспышки камер. Аргастель не сумела забыть, смогу ли я?
Смогу ли смириться с законами звериного мира, стать его частью и принять это как данность? То, что между любимым мужчиной и мужчиной- правящим — пропасть, в которую так просто сорваться. То, что он всегда будет сначала правящим и только потом мужем.
Да и… хочет ли он быть моим мужем?
Ведь я ему отказала.
— Леона?
— Мне страшно, Рэйнар, — честно призналась я.
Страшно показать слабость. Страшно раскрывать сердце, когда в него может ворваться ураганный ветер и взметнуть костер до небес. Однажды так уже случилось, и горстка пепла от меня не осталась только по чистой случайности.
— Потому что мне было очень больно, и… я… еле выбралась из этого.
Выбралась ли?
— Потому что ты даришь мне крылья, но ты же их обрываешь. Потому что я могу дышать только с тобой, но иногда это все равно, что дышать в жерле вулкана. Я не знаю, смогу ли справиться, если… что-то подобное повторится. Я не местрель и никогда ей не стану. Точнее, никогда не стану такой, как Ирргалия.
— Я очень на это надеюсь.
— И даже такой, как твоя мама. Рэйнар, я учусь, но… я все равно не могу закрываться так, как это делаете вы. Ты и другие иртханы, потому что для меня чувства — это жизнь. Я знаю, что ты с детства учился владеть собой, а я не смогу петь, если…
Осеклась, но все-таки закончила:
— И я не смогу оставить сцену, даже если весь мир будет против.
Слов не хватало, поэтому я замолчала. И закусила губу, глядя ему в плечо.
