Но вдруг хватка ослабла, и Быков отступил назад.
– Если ты не готов, чтобы в тебя стреляли, не давай своей фантазии в руки пистолет, – услышал Леша.
Никита Анохин приставил дуло к виску Быкова. Он был так холоден и спокоен, будто сотни раз держал людей на мушке, что Леша испугался. А вдруг выстрелит? Но Анохин не стрелял. Он посмотрел на Лешу и скосил глаза в сторону двери: уходи. Леша дернулся. Этот парень – а так ли можно ему верить?
– Уходи! – крикнул Анохин. – Хватит тупить!
И Леша побежал. Он перепрыгнул через поваленные стулья и столы, оттолкнул кого-то и наконец оказался на свободе.
Со стороны Манежной слышались голоса припозднившихся гуляк.
– По-помогите! – завопил Леша. – По-мо-ги-те! По…полиция!
– Чего орешь?! Какая полиция?
Вслед за ним выскочил Никита Анохин и, не дав Леше опомниться, потащил его к Тверской.
– Мы куда? – спросил Леша на бегу.
– Давай-давай, пока они ничего не поняли, – не отвечая, подгонял Никита. – Идиот! Стило надо было доставать, а не колбасу!
Они повернули и оказались у отеля «Ритц Карлтон». Анохин обогнул припаркованный у входа «Бентли» и нырнул в крутящуюся дверь. Леша ринулся за ним.
Пробежав блестящий холл, они оказались в лифте, и Никита забарабанил по кнопке двенадцать.
– Там бар, – сказал Леша, отдышавшись. – Наверху. Вроде.
– Без тебя знаю, – не слишком вежливо буркнул Никита. – Пошли.
И, не обращая внимания на милую девушку-хостес, они выскочили из лифта и пронеслись прямо на открытую террасу.
Никита встал на кадку с зеленью, вытащил из внутреннего кармана пиджака стило и начертил им в воздухе две линии крест-накрест. Линии загорелись красным, словно были нарисованы не на воздухе, а на металле, и расползлись в светящийся круг.
– Вперед, – Анохин кивнул на круг.
Леша перегнулся через стеклянное ограждение, посмотрел на пустую Красную площадь и стены Кремля, убрал со лба взмокшую челку.
– Ты чего? – спросил он, покрутив пальцем у виска.
– Прыгай в портал, Мышкин, если жить хочешь, – фыркнул Анохин.
– Нет уж! – Леша отступил на два шага. – С двенадцатого этажа меня скинуть задумал?!
– Надо мне больно!
– Не верю я тебе, Анохин, – Леша покачал головой.
– Вот они! Держи! – раздалось за спиной.
Леша увидел Быкова.
– Лезь давай! Я разберусь! – крикнул Анохин, подтолкнув Лешу к кадке с зеленью.
«Что я делаю, что я делаю, что я делаю», – шептал Леша, наступая обеими ногами на кадку и подтягиваясь на стеклянном ограждении. Круг был прямо перед глазами – горящий красным, как кремлевские звезды.
Оттолкнувшись правой ногой, Леша перегнулся и нырнул в круг рыбкой. Огни ночного города превратились в одно цветное месиво, в ушах засвистел ветер, где-то справа мелькнул шпиль Никольской башни, и в голове стукнуло одно слово – асфальт.
Леша упал навзничь. Всё закончилось быстро и резко.
Diez/Дьес
Леше показалось: дождь начался в одну секунду. Вода намочила лицо, шею и затекла в рот. «Упал, – подумал Леша. – Упал. Всё сломал. И никто даже скорую не вызвал. Гады».
– А-а-а-а! Извращенец!
Леша распахнул глаза и увидел Сеню. Он стоял, намыленный, и прикрывал причинные места большой желтой мочалкой.
Леша выплюнул горькую пену.
– Уйди! Уйди! Гомик! – Сеня замахал мочалкой и направил на Лешу струю горячего душа.
Заорав, Мышкин выскочил из душевой. Он шел по коридору, не поднимая головы и оставляя за собой мокрый след. Часы показывали два ночи. «Как так, – думал Мышкин, – прыгнул с крыши «Ритца» и вот! Сеня! Голый! Ф-ф-фу!». Что скажут утром в классе, он даже боялся представить, радовался только, что на самом деле ничего не сломал и на асфальт не падал.
В комнате Леша закрыл окно, повесил мокрую одежду на шкаф и сел на кровать, ждать. Но Никита ночевать не пришел. Под утро, когда полоска неба над куполом Христа Спасителя стала бледно-розовой, Мышкина сморил беспокойный сон.
…Когда Леша, проспав, залетел в класс, повисла неприятная тишина. Шепотки стихли, и несколько пар удивленных глаз
