ждите. Поняли?
– Поняли, – кивнул Леша, а сам бросил на Анохина красноречивый взгляд: мол, может, ушатать этого Максима и прорваться внутрь? Напарник отрицательно покачал головой: не лезь на рожон.
– Пятнадцать минут, – пробормотал Леша недовольно. – Пятнадцать!
– Да что же это такое! – Максим отвернулся и задрал глаза к ночному небу. – Если через пять минут Ках не выйдет, зайдем! Пять! Дурацких! Минут!
…Послышался глухой стук. Посмотрев вверх, на темное окно бара «Хроники», Леша увидел распластанную по стеклу фигурку Марины. Спина, обтянутая тканью бежевого плаща, из-под которого торчит зеленый свитер, разметанные черные волосы, левая рука с зажатым в ней стилом. Появилась – и исчезла. И тишина.
– Пошли! – закричал Мышкин. – Быстро пошли!
Он первым нырнул внутрь, на ходу вытаскивая стило из кармана.
Дверь хлопнула, и Леша остался в полной темноте.
– Никит? – позвал он.
– Не открывается, – отозвался Анохин, с ожесточением дергая дверную ручку.
– Максим?
– Здесь я, – раздалось у Леши над левым ухом.
Мышкин вытащил телефон. Беспокойный фонарик осветил длинную барную стойку, ряды бутылок, пустые стулья и столы.
– Где Марина? – спросил Анохин. – Никого не вижу!
– Пошли, – скомандовал Леша, и они стали медленно продвигаться вперед. Под ногой тонко хрустнуло разбитое стекло.
Телефонный фонарик бесцельно блуждал по пустому бару.
Столы, стулья. Стены. Тихо. Темно.
– Ках! Ках, ты здесь? – позвал Максим.
Тишина.
Леша сделал еще один шаг, едва не споткнувшись о стул.
«Да что так темно! – разозлился Леша. – Окна же есть!». Он направил свет на одно из окон – то, в котором показалась Марина – и невольно сглотнул. Окно не пропускало свет, словно было заклеено черной пленкой. Словно вместо него – просто непроницаемый прямоугольник.
– Странно, – протянул Анохин, уловив Лешину мысль.
– Наве… – начал говорить Леша и не успел.
Свет фонарика выхватил белую руку Марины Кахиани на полу. Леша подбежал, приподнял ее голову. Коснулся спутанных волос на затылке, и пальцы тут же стали теплыми и влажными. Посветил в лицо.
Легонько похлопал по щекам.
– Марина, – позвал шепотом, – Марина!
Ресницы задрожали – Кахиани приоткрыла глаза.
– Инсептер! – выдохнула она. – Он инсептер, Леша…
– Держись, – Леша стащил шарф и аккуратно уложил на него Марину. – Сейчас!
Он поднялся. Фонарик бегал по стенам, барной стойке, столам и задвинутым стульям.
– Никита! Максим! – позвал Леша неуверенно.
Никто не ответил – секунду, две, и вдруг…
– Леха, берегись! – завопил Анохин.
Поздно. Тычок в спину, и Леша упал на живот. Губу обожгла вспышка боли – короткая, острая, во рту стало солоно.
Мобильник отлетел в сторону, и еще включенный фонарик осветил квадратный подбородок, волосы, стянутые в хвост и мощную руку со стилом.
– Ну, добро пожаловать! – Ренат Вагазов рассмеялся грудным, глубоким баском.
Леша лежал, не шевелясь. Всё, что он мог чувствовать, – едкую гарь в носу. Гарь, которая ощущалась так явно, что перебивала даже боль пораненной губы.
Еще удар – на этот раз в бок. Леша приподнялся на локтях и, собрав силы, пополз в угол, где валялся телефон.
– Далеко не убежишь! – гаркнул Вагазов и прыгнул на Лешу, как хищник.
Мощная рука схватила Лешу за загривок и несколько раз ударила головой об пол. Мышкин отчаянно заморгал – то ли вокруг темно, то ли это в глазах потемнело.
Звон и хруст битого стекла. Хватка ослабла. Воздух наполнился запахом вина.
– Леха! Леха, вставай!! – заорал Анохин.
