артезианскую скважину.
– Когда ты вернешься в нашу спальню? – наконец спросил он.
– После дождичка в четверг, – съехидничала я.
Скважина в моей спине превратилась в Кольскую сверхглубокую.
– Сегодня пятница, – могильным голосом напомнил Дитер.
– Значит, придется ждать еще неделю.
Он подошел ко мне, взял за плечо. Не сильно, но достаточно властно.
– Я. Хочу. Чтобы. Ты. Пошла. Со. Мной, – раздельно произнес генерал.
– Привыкли, что все ваши желания всегда исполняются? – съязвила я, поворачиваясь к нему.
Генерал возвышался надо мной, как разгневанный демон. Золотые огни вспыхивали и гасли, я смотрела без страха, но с саднящей под сердцем досадой.
– Я привык делить супружескую постель, – ответил Дитер.
– Ну так придется отвыкать.
Пальцы на моем плече сжались.
– Не заставляй меня, Мэрион!
– Иначе что?
Вместо ответа генерал вдруг подхватил меня на руки и перекинул через плечо. Я завизжала на все поместье, замолотила ладонями по его спине:
– Отпусти! Оставь меня! Как ты смеешь!
– Смею. Я твой муж, – напомнил Дитер и похлопал меня по мягкому месту, неприлично задранному кверху.
– Ты ревнивый осел!
– А ты упрямая ослица.
Сжав меня в объятиях, генерал пошел к выходу. Пол закачался перед глазами, узор завертелся, как в детском калейдоскопе.
– Индюк! – выкрикнула я.
– Курочка моя, – бесстрастно откликнулся Дитер, упрямо шагая по коридору мимо опешившей Жюли.
Интересно, о чем завтра будут шептаться слуги?
– Домашний тиран! – прохныкала я, понимая, что не удастся вырваться из железных объятий василиска, и покорилась судьбе.
– И это моя самая привлекательная черта, – отозвался Дитер и, захлопнув ногой дверь нашей супружеской спальни, словно мешок с тряпьем, свалил меня на кровать.
Тяжело дыша, я приподнялась на локтях, но сделать ничего не успела. Дитер плюхнулся рядом и навис надо мной, уперев руки в матрас.
– Ты – моя жена! – прошептал он. – В горе и в радости, помнишь?
– А ты – мой муж, – так же шепотом ответила я. – Но почему не слушаешь меня?
Он промолчал, оглаживая ладонью мою ногу. Ткань ночной сорочки терлась о кожу, рождая в теле неясную дрожь.
– Потому что слишком тебя люблю, – медленно проговорил Дитер. – И слишком боюсь потерять…
– Настолько сильно, что сам отталкиваешь меня? – Я заглянула в серые глаза.
В зрачках все еще кружились, вспыхивали и гасли золотые искры, и мой кулон наливался магией и гудел, приятно покалывая кожу крохотными электрическими импульсами.
– Я готов убить любого, кто прикоснется к тебе, – процедил Дитер.
Теперь его ладонь легла на мой живот и начала поглаживать круговыми движениями, мягко лаская и массируя. Я затрепетала от удовольствия. Ткань сорочки теперь натирала кожу и казалась слишком грубой. Ох, как хотелось сорвать ее! И, будто отзываясь на мои мысли, рука Дитера принялась задирать подол, поглаживая мои бедра.
– Наверное, ты права, – продолжил он. – И я действительно ревнивый осел. Прости меня, Мэрион.
Волна удовольствия омыла изнутри. Я обвила шею Дитера руками.
– Прощаю, – выдохнула в его полураскрытые губы. – И ты меня прости за глупые капризы. Я сильно тебя люблю.
Потом поцеловала его.
Дитер застонал и одним движением задрал подол моей сорочки. Я приподняла бедра, чтобы поскорее избавиться от мешающей одежды, и Дитер помог стянуть сорочку через голову, оставив меня обнаженной и открытой.
– Ты так прекрасна, моя роза, – срывающимся голосом проговорил он. – Каждый раз пью росу с твоих лепестков и не могу напиться…
Он переместился вниз, лаская губами мою шею, прихватывая груди и живот. Я застонала и запрокинула голову, растворяясь в его нежности. Кровь потекла быстрее, восприятие стало острее, и я раскрылась перед Дитером, как раскрывается цветок под первыми лучами солнца, озаряющими
