— Но Вивьен удерживала его?
— Он был слишком ненадежен, чтобы отпустить. К тому же, я полагаю… ей было его жаль.
Так вот что случилось! Та самая «трагедия», о которой писали газеты. Из-за этого Джио сбежал. Все складывалось. Разум Изабеллы был поврежден сильнее, чем кто-либо мог представить. Все оставило в нем след: смерть супругов Моретти, насилие, причиненное Динаполи, разрыв с братом…
Но ведь это не все.
— За что просила прощения тетя Макса?
Адалина вздыхает и складывает на коленях морщинистые хрупкие руки с идеальными ухоженными ногтями, длинными, подпиленными, покрытыми перламутром. Я раньше не обращала внимания. Они не выглядят как руки горничной.
— На самом деле ей не нужно было прощение. Она не была в этом виновата.
— В чем? — Я жду ответа. — Адалина?..
В конце концов она смотрит мне в глаза.
— Изабелла убила себя потому, что не могла больше жить. Не могла жить со своей виной. Это точило ее, и она должна была последовать за ним в эту водную могилу.
— За ее отцом? — Но ведь ее мать тоже утонула? О ком говорит Адалина? — Она должна была последовать за родителями?
Адалина качает головой, как будто говоря:
— Изабелла должна была последовать за Альфонсо.
Алфи. Сын Вивьен. Меня поражает ужасная догадка.
— Она утопила его.
Слова, слетающие с губ Адалины, звучат как сказанные на другом, незнакомом языке. В них столько боли, мучительной неутолимой боли, которая всегда будет напоминанием об утрате.
— Она взяла его из кроватки и утопила. Ему было три года. — Адалина громко всхлипывает, и ее тело сотрясается от нахлынувшего горя. — Так сильно она ненавидела нашу семью. Думаешь, она пощадила его ради Джио? Нет. Невинный мальчик, мой мир, моя любовь — бедное невинное дитя в самом начале его жизни… О Алфи, дорогой мой Алфи…
Пазл складывается.
Я беру Вивьен за руку и спрашиваю:
— Это был ваш сын, да?
Она сжимает мои пальцы. В словах нет нужды. Не было никакой Адалины — по крайней мере не здесь и не сейчас. Когда-то она была тетей Макса и горничной Вивьен, а когда умерла, Вивьен решила заменить ее. Она не могла остаться одна, слишком многих она потеряла. Ее сына не стало. Ее муж ушел. Никого не осталось.
— Мне было так одиноко, — шепчет Вивьен, будто прочитав мои мысли. — Но и вынести кого-то в доме я не могла. Перспектива выйти в мир была невыносима, как немыслимым казалось и впустить его внутрь. Я была так одинока, и… — она пожимает плечами, — придумала ее. Сыграла. Оживила ее. Знаю, это жалко звучит.
Я пытаюсь представить себе, как это. В других обстоятельствах я бы сказала, что это тревожный признак безумия, но, сидя с ней рядом здесь, все, что я чувствую, — это сочувствие и понимание. Неудивительно, что она повредилась умом после того, как лишилась всего. Она зашла в тупик и не знала, что делать. И в конце концов играть роль оказалось легче, чем быть собой. Она не должна была отвечать на вопросы, особенно на мои или любого другого человека, которого вынуждена была нанять, так как сама с домом не справлялась.
Я возвращаюсь назад в тот день, когда заметила, как та, которую я считала Адалиной, покидает поместье. Я никогда не видела Вивьен, предполагая, что она прячется на заднем сиденье автомобиля. Вспоминаю голос, говоривший со мной по телефону. Я приехала работать на знаменитую отшельницу, не ожидая встретиться с ней лично. А теперь оказалось, что Вивьен никогда не пряталась, она все время была на виду.
Почему я не замечала очевидного? Теперь, когда мне все известно, я вижу сходство — линия скул, изгиб рта, но, если говорить честно, слишком мало осталось общего между женщиной передо мной и известной на весь мир актрисой, так что ошибиться мог кто угодно. Возраст — да, но в первую очередь — душевные муки. Годы изменили Вивьен до неузнаваемости.
— Лили все время была реальна для меня, — продолжает Вивьен. — Я представляла ее себе, вела с ней долгие разговоры и не знала, происходит это на самом деле или я их выдумываю.
— Но что она сделала не так? — мягко спрашиваю я.
Ей больно вспоминать.
— Лили отговорила меня, — говорит Вивьен. — А я была готова. Я была в шаге от того, чтобы лишить Изабеллу жизни, но в последний момент она остановила меня. Сказала, что это убьет моего мужа. Что я должна проявить к ней сочувствие, ведь мы обе были жертвами. — Плечи Вивьен
