произошло с Изабеллой, было его виной, Вивьен предупреждала его с самого начала.
— Нужно было пытаться, — признался Джио. — Вивьен открывала мне глаза на то, что я всегда знал, но отказывался признавать. Я всегда знал, что Изабелла ненормальна, но у меня не хватало духу признать, что настолько. Они зашла далеко по пути саморазрушения, одиночества, планирования мести. Но я никогда не думал, что она навредит мне. Заберет Алфи… Я понимаю, почему Вивьен хотела бы убить ее. Я бы сам это сделал. В Изабелле всегда было что-то, чего я не мог понять, сколько бы ни пытался, — и потому просто игнорировал то, что пугало меня. Алфи был нашим миром. Мы так его любили…
На стойке лежит гостевая книга в кожаном переплете. Джио открывает ее, длинными пальцами аккуратно, с почтением переворачивает страницы. Здесь есть столбец, куда посетители вписывают имя того, кого пришли навестить. Имя Вивьен не встречается нигде. Искала ли она компании или предпочитала обходиться без нее?
Я снова звоню в колокольчик.
Настоящим облегчением для меня было узнать, что он разделяет желание Вивьен воссоединиться. Но сложно было догадаться, что он думает о ее нынешнем состоянии. Он принял известие о ее болезни стоически, как будто считал это неизбежным. Когда я рассказала, что она изображала Адалину, он кивнул и сказал:
— Она так долго была одна.
Мое терпение на исходе, я готова закричать, но внезапно мы замечаем силуэт худощавой женщины в конце коридора. Джио вскакивает даже раньше меня. Я не успеваю рассмотреть ее, замечаю только белые волосы и хрупкие плечи, прежде чем она исчезает за углом.
— Вот она.
Я не знаю, он это сказал или я. Но мы идем туда, Джио впереди, а я с трясущимися коленями и гулко бьющимся сердцем за ним.
Что увидит в ней Джио? Женщину, на которой женился, или ту, которую потерял? Кинозвезду или скорбящую мать? Жену, с которой ссорился, или ту, с которой занимался любовью? Кричащую на него мегеру или жертву, оплакивающую смерть их сына? Глядя, как Джио спешит вперед, я понимаю, какая вина давит на его плечи. Он сам подверг себя наказанию, не в силах вынести позора за то, что не смог рассмотреть в Изабелле существо, которым она была на самом деле.
Но все это больше не имеет значения. Не сейчас, когда до их встречи остались считаные минуты.
Позади нас раздается крик.
— Синьор, — пытается остановить его медсестра, — вам туда нельзя!
Джио толкает дверь, мы проникаем за нее и поворачиваем. Сразу несколько вещей происходит после этого. Во-первых, перед нами женщина с белыми волосами — она усаживается в кресло, и нам становится ясно: это не Вивьен. Но рядом с нами открыта дверь одного из номеров, а возле нее табличка: ВИВЬЕН ЛОКХАРТ.
Мы заглядываем внутрь, но ничего не можем понять.
Комната пуста, кровать не застелена.
Тишина.
Постель освещена зимним солнцем. Я вижу, как пылинки кружатся в столбе света. Где-то вдалеке лает собака.
— Вы ищете синьору Локхарт?
Я оборачиваюсь к медсестре. Она должна злиться, и я мечтаю, чтобы она злилась. Мечтаю увидеть гнев вместо беспокойства. Жду, что Джио заговорит. Но этого не происходит.
— Мы ищем Вивьен, — говорю я. Слова кажутся тяжелыми.
— Мне очень жаль, — произносит медсестра. — Вивьен умерла сегодня утром.
Комната покачивается. Очертания стен растворяются. Сегодня утром мы сели в самолет. Мы были так близко.
Он молча подходит к кровати Вивьен. Проводит рукой по согретым солнцем простыням, склоняет голову. Бормочет что-то на итальянском, чего я не могу разобрать.
— Я оставлю вас, — деликатно говорит медсестра. — Вивьен в часовне, если хотите попрощаться. Буду рада провести вас туда.
Она уходит. Я не знаю, стоит ли мне последовать за ней и оставить Джио одного, но, прежде чем принимаю решение, он оборачивается. Я ожидаю увидеть на его лице множество разных эмоций: разочарование, что не пришел раньше, гнев от несправедливости смерти, отчаяние из-за финала,
