– Небо – это мир за пределами пещеры, который мы, смертные, способны увидеть лишь мельком, – продолжала Мэри.
На листе бумаги перед Левиной возникали линии, которые как будто рисует чья-то другая рука. Маленькая девочка, еще с младенчески пухлыми щеками, пытливо смотрела на женщину двадцати с чем-то лет; женщина улыбалась, и в ее улыбке читались одновременно доброта и вызов. Это Мэри.
К Левине подошел Георг, заглянул ей через плечо.
Когда она наконец отложила уголь, он сказал:
– Вина, как ты точно передала ее характер! – То же самое он уже говорил ей много раз.
Она взяла мужа за руку, и он накрыл ее руку обеими своими. Она откинулась назад, прислонилась к нему всем телом, и какое-то время они стояли так молча, переводя взгляд с рисунка на сцену, развернувшуюся перед ними, и обратно.
– Мой Георг! – тихо произнесла Левина. Она вспоминала о годах разлуки. Несмотря на боль, которую им обоим причинила разлука, она их закалила.
У Левины новая собака-ищейка по кличке Рафф; пес дергается во сне на солнечном зайчике на полу. Лапы у него двигаются, как будто он за кем-то гонится; во сне он тихонько скулит.
– Рафф гоняется за кроликами, – засмеялась Бесс.
– Может быть, выведем его погулять, барышня? – предложил Георг. – Мне хочется размять ноги. Кроме того, двум старым друзьям есть о чем поговорить.
Когда Георг и Бесс ушли, две женщины долго молча сидели рядом. Молчание их не тяготило. Что-то привлекло внимание Левины – мелкий предмет в углу комнаты, почти спрятанный между плинтусом и полом. Ей любопытно, что там; она нагнулась и достала из пыльной щели старую деревянную бусину.
– Четки Maman, – сказала Мэри. – Вы помните, Левина?
– Как я могу их забыть? – Левина отчетливо видела перед собой Фрэнсис, как будто это было вчера. Фрэнсис сидит и перебирает четки; слышит щелканье бусин. – Дом полон воспоминаний. – В голове Левины теснились образы ее дорогой подруги.
– Мое имя так и вырезано на косяке двери в моей комнате, там есть и имя Кэтрин. А еще я нашла отметины, которые делала Maman на стене своего чулана, когда мерила наш рост. Хорошо, что Стоукс пока приютил меня, ведь… – Левина думала, что Мэри радуется недавнему освобождению, но она неожиданно спросила о другом: – Гертфорд по-прежнему в Вулфхоле?
– Да, наверное. Он больше не под арестом, но ведет очень тихую жизнь и не появляется при дворе.
– Он в самом деле любил ее, – сказала Мэри.
– Да, наверное, – вздохнула Левина.
– Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, не дергал ли кто-нибудь за ниточки. А мальчики остаются в Хенуорте с бабушкой?
– Да, так говорят.
– Интересно… – Мэри снова погрузилась в молчание, лицо ее было непроинцаемо. Лишь через несколько минут она продолжила: – Вы сказали, что подыскали для меня подходящий дом.
– Да, в приходе Святого Ботольфа в Олдгейте.
– У меня будет собственный дом! – Мэри наконец улыбнулась. – И я буду близко от вас. Знаете, Вина, ведь мне всегда хотелось жить простой жизнью. – Левина предполагала, что Мэри имеет в виду Киза, потому что она добавила негромко, словно разговаривает сама с собой: – Достаточно того, что ты знала любовь.
В комнате вновь воцарилось молчание. Наконец Мэри попросила:
– Расскажите о вашем сыне.
– О Маркусе? Он вернулся в Лондон с женой. У них ребенок.
– Вы бабушка?! Почему вы не сказали?
– Говорю сейчас. – Они рассмеялись, и Левина подумала о малыше, о его пухлых ножках и ручках, о его детском кряхтенье. – Он славный мальчик.
Они говорили о том, как хотят жить дальше; Левина описывала дом, который она нашла для Мэри:
– Там просторный холл, украшенный «льняными складками»; из окон видна церковь.
– Вина, у меня не хватит средств на роскошь, – призналась Мэри. – Королева держала меня на голодном пайке. Она так и не вернула мне доходы от маминых имений. Но на слугу мне хватит.
– Дом небольшой, но вам там будет удобно, и мы с вами будем часто видеться. В последнее время я почти не бываю при дворе, – говорит Левина. – Помните моего помощника, Хиллиарда? Сейчас его миниатюры пользуются большим спросом.
– Да, я его помню. Он нарисовал копии с вашей миниатюры. – Мэри достала из-под корсажа знакомый портрет. – У него был талант.
– И страсть к новой вере. К сожалению, Господь недодал ему здравого смысла. – Левина умолкла, гадая, помнит ли Мэри о том, как она дала Николасу пощечину. – Как портретист он хорош; лучше, чем я, – призналась она, криво улыбнувшись. – Его запомнят благодаря его творчеству. А меня, скорее всего, нет. С возрастом приходит смирение.
