– Ты спятил? – возразил Ургаш. – Эти твари могут быть ещё там.
– Увидим, – только и ответил Алим, присев у каменного бортика колодца.
Со скрежетом отворились решётки. Ош бросил вниз факел, но не увидел там алчной толпы синеглазых мертвецов. Вслед за факелом полетела верёвка.
– Я пойду первый, – сказал орк и стал спускаться вниз. Тишина. Она сразу бросилась в уши. Ош поднял глаза наверх.
В кругу света он увидел знакомые лица, провожающие его внимательными взглядами.
Наконец под ногами оказалось покатое дно гладкого тоннеля.
– Чисто! – крикнул Ош наверх, повернувшись к выходу из каменной трубы.
Тучи рассеялись. Над восточным горизонтом лениво и неспешно поднимался жёлтый шар солнца. Ош почувствовал кожей его живительное тепло, столь отличное от безжизненного сияния кристальной колонны, виденной им в недрах древней твердыни. Новый день наступал над Мёртвыми землями.
«Нет, – подумал Ош, – теперь это наши земли, земли орков».
На фоне ослепительно-прекрасного дневного света виднелась одинокая тёмная фигура. Приблизившись, орк понял, что это сир Гловер.
Старая кольчуга в местах латных сочленений была распорота ржавыми клинками. Тут и там из неё торчали обломанные пики и выщербленные лезвия. Нагрудник смялся под безжалостными ударами палиц, топоров и боевых молотов. В нём зияли страшные пробоины, однако внутри была лишь темнота. Ни одна капля крови рыцаря не увлажнила каменный пол. Бессильно опущенные руки по-прежнему сжимали огромный меч с обломанным лезвием. Он стоял до конца. Он не отдал мёртвому воинству и пяди тоннеля, который оборонял.
За безмолвным и недвижным силуэтом защитника, насколько хватало глаз, подступы к крепости устилали останки тех, кто ещё недавно охотился на живых в образе одержимой армии мертвецов. Нет, они не пали от сломанного клинка сира Гловера. Внемля воле источника, подобие жизни покинуло их, даровав покой. Во всяком случае, так показалось орку.
Ош протянул руку, приподняв тронутое ржавчиной забрало. Как он и предполагал, внутри было пусто.
Потревоженная прикосновением, фигура рыцаря содрогнулась, рассыпавшись грудой старой брони и выбеленных временем человеческих костей.
– Вот благостная смерть, – произнёс Алим, выходя из тени тоннеля.
Лицо старика осунулось и побледнело. Он выглядел ещё более измученным и уставшим, чем наверху.
– Так, значит, он был одним из них, – начал рассуждать Ош. – Но почему он…
– Сохранил свою человеческую суть?
Орк кивнул.
– Клятва, – ответил старик. – Честь. Он пообещал. Дал слово. Привязал себя к этому миру, к этому доспеху. Удивительная воля. Сильный дар. После смерти источник, вероятно, поддерживал его, но теперь, когда свет угас, они угасли вместе с ним.
Ош поднял тяжёлый меч с рубиновым глазом на рукоятке. Щурясь под лучами утреннего солнца, из тоннеля показались другие орки.
Ургаш остался наверху. Услышав, что угроза со стороны мертвецов миновала, он утратил интерес к происходящему под стенами крепости.
Разноцветные глаза Оша снова упали на останки человека, сохранившего верность своему слову даже после смерти. Отчего-то это трогало сердце орка.
– Похороните его, – велел он, направившись обратно в цитадель. – Похороните их всех.
Глава двадцать третья
Человек, который никогда не смеётся
Началом правления Конрада Молчаливого стала денежная реформа, в ходе которой и золотые крылья, и серебряные перья изменили свой вид. У монет появилась чеканная грань, хранящая их от злонамеренной подточки, а также отверстие для пущего удобства использования и счёта.
Крохотная, убогая комнатушка в бедном районе города. Дощатая кровать, покрытая старой периной. Несколько табуреток, мятый медный таз для умывания и видавший виды сундук для одежды.
Самым дорогим предметом обстановки было высокое зеркало в оправе из резного ореха. Оно было совсем не новым: местами амальгама потрескалась и осыпалась, обнажив грязное стекло. Несмотря на это, большая часть гладкой поверхности всё ещё могла исполнять своё предназначение, отражая в иллюзорной глубине фальшивого мира скромную обстановку жилища.
