Глаза мёртвого пустынника распахнулись. В них загорелся холодный голубой огонь.
Сзади раздались крики и звон стали. Тёмные фигуры, лежащие на песке, поднимались одна за другой. Что-то страшное, что-то неестественное было в их неспешных, безмолвных движениях.
Забыв обо всём на свете, Окам бросился бежать. На пути встретился один из янычаров. Воин что-то кричал ему, но наиб оттолкнул его прочь. Он пытался забыть мёртвые, пустые глаза К'Халима. Пытался, но не мог.
Янычары с готовностью встали на защиту каравана, но не могли отбиться от неведомого врага. Врага, которого нельзя было убить мечом. Врага, на которого Окам не осмеливался смотреть.
Заметавшиеся пленники что-то исступлённо кричали про кару, настигшую нарушителей священных обычаев. Проклятия смешивались с воплями ужаса.
Как гром, как порыв ураганного ветра, голос этот пронёсся над головами людей, заставляя их оцепенеть. Столько силы, столько гнева и власти было в нём. Шум боя прекратился как по мановению руки. Вокруг Окама сама собой сгустилась пустота. Словно подчиняясь приказу, люди отступили от него, как от прокажённого.
Бойцы застыли в нерешительности, глядя в мертвенно-бледные лица окруживших их страшных видений. Это были мертвецы. Их бездонные голубые глаза светились холодным разумом.
– Этот голос… – сдавленно произнёс наиб. – Этого не может быть! Покажись!
Мёртвые люди расступились, и впереди показался человек в угольно-чёрных доспехах. Покачиваясь из стороны в сторону, он шёл неуверенно, словно пьяный или калека. Тяжёлые сабатоны зачерпывали песок. Стальной крест меча-бастарда впивался в пустыню с каждым новым шагом хозяина. Металл доспехов скрежетал и позвякивал, словно живой.
Янычары не посмели остановить пришельца.
– К'Зах Окам, – сказал Эдуард Колдридж. – Тебе повезло. У тебя нет ни жены, ни детей, а потому я пришёл лишь за твоей жизнью.
Теперь голос его звучал устало и бесцветно, словно из него ушла вся жизнь. Жуткий шёпот человека, стоящего одной ногой в могиле. Окам не мог поверить своим глазам. Он жив? Как он вообще может стоять на ногах? Наиб сам видел, как его колесовали, как оставили подыхать на раскалённом камне. Нет, это просто сон, бредовый кошмар, который вот-вот развеется.
Синие глаза словно пронизывали насквозь. Они знали,
– Я вызываю тебя на шай'хир! – закричал Окам, вскинув меч.
– Ты утратил это право, – с ледяным спокойствием произнёс Эдуард, взглядом впиваясь в Окама, будто коршун. – Я не буду биться с тобой.
– Трус! – выкрикнул Окам и бросился на своего врага.
Клинок описал свистящую дугу. Латная перчатка с нечеловеческой ловкостью и силой поймала изогнутое лезвие ещё в полёте. Резким движением Эдуард вырвал оружие из руки наиба. Меч полетел в сторону. Стальная рука наотмашь ударила Окама по лицу, выбив половину передних зубов. Разорванные губы лопнули, превратившись в кровавое месиво.
Наиб рухнул на песок, но сознания не потерял. Рядом с Эдуардом возникла тонкая тёмная фигура. Даже смерти не удалось забрать её грацию.
– Га… Гайде… – прошепелявил Окам, сплёвывая красные сгустки.
– Нет, это лишь оболочка. – Железные пальцы Эдуарда аккуратно дотронулись до мраморно-холодного лица, на котором горели безучастные голубые глаза. – Я не в силах вернуть её. – Он мечтательно смотрел на мёртвую возлюбленную, и в его взгляде блеснуло безумие. – А ты? Ты можешь вернуть её мне? Можешь вернуть этим людям тех, кого украл?
– Это всё Дюваль! – выпалил Окам в отчаянной попытке спастись. – Я не хотел! Это он!
Эдуард не слушал его оправданий. Он был глух к мольбам.
– Мне не нравится, как этот человек смотрит на нас, Гайде… – только и сказал он.
Глава двадцать седьмая
На берегу
