– В старом лыжном костюме. Он вполне приличный. Новый покупать не собираюсь! – бабушка несогласно покачала головой, но спорить не стала. – А лыжи напрокат возьму. Мы же на лыжную базу поедем, там они наверняка есть.
Мы еще немного поговорили, потом бабушка ушла, сославшись на усталость. А я осталась перебирать в голове события сегодняшнего дня и пыталась определить, как мне к ним относиться. Решив остановиться на чудном словечке «нейтрально», уснула, видя во сне вовсе не Олега Геннадьевича.
Неделя промелькнула, как обычно нечувствительно. Как у Ролана Быкова: «встал-лег, встал-лег», и недели нет. С генеральным мы несколько раз сталкивались в фойе, один раз в коридоре. Поскольку рядом находились люди, он ничего конфузящего меня себе не позволял. Никаких подмигиваний, неуместных улыбок и обращений на «ты».
Но смотрел пристально и серьезно. От этих проникновенных взглядов мне становилось не по себе, и я старалась лишний раз из кабинета не выходить. Последний раз он попался мне навстречу в четверг, когда мы с Марьей Ивановной шли с булками из буфета. Он ответил на наше общее приветствие и слегка улыбнулся, глядя на меня.
Сделал он это зря, потому что ушлая Марья Ивановна, едва мы с ней отошли на приличное от него расстояние, нервно спросила:
– С чего он тебе улыбается?
Пришлось сделать вид, что я не в курсе:
– Улыбается? Не заметила.
– Врать ты не умеешь. И не пытайся даже. Скажи уж правду, знаешь же, что я никому не скажу.
А вот этого я как раз и не знала. Все самые животрепещущие новости из жизни конторы приносила нам она. Поэтому постаралась как можно достовернее отмазаться:
– Я в самом деле не знаю, чего он улыбается. Может, ему по итогам проверки премию дали?
Марья Ивановна недовольно фыркнула.
– Да ему от этих премий ни холодно, ни жарко. Он на откаты живет. И живет неплохо. Там миллионы крутятся, сама знаешь. И улыбался он тебе, конкретно. И ласково так. Ох, смотри, Катерина, не сглупи. Он тебя домогается, я ведь вижу. Оно тебе надо?
Я тихонько вздохнула. Оно мне, однозначно, не надо, но куда деваться? К тому же бабушка права – надо мне уже как-то в жизни устраиваться. Хоть ужасно не хочется. Нет, я неправильно сформулировала: мне с Олегом Геннадьевичем жизнь устраивать не хочется. вот если бы с…
Но тут же эти глупые мечтанья прекратила. Практичнее надо быть. Реально смотреть на свое место в этой жизни, другой-то уж точно не будет.
Марья Ивановна хотела мне еще что-то сказать, но мы уже зашли в отдел, и она расспросы и поучения прекратила – у нас сидела Вера Гавриловна, хмуро поглядывающая на часы.
Поругала слегка за самовольную отлучку, дала задание и ушла. Мы принялись за работу, и тут вдруг я подумала: а почему Олег Геннадьевич мне не звонит? Ведь мой телефон у него есть? И тут же догадалась: он хочет, чтобы я успокоилась и привыкла к мысли о нем. Что ж, в какой-то мере ему это удалось, я в самом деле думала о нем без прежней панической дрожи во всем теле. Но все равно мне с ним никуда идти не хотелось.
И вот только я об этом подумала, раздался звонок, причем по местной линии. Сглазила!
– Еще раз добрый вечер, Катя. – Как в его устах интимно звучит мое имя, аж мурашки по коже! Неприятно. – Как дела?
– Добрый вечер, – ответила, радуясь, что обращение обезличенное. Это тебе не уважительное «здравствуйте», где четко прослеживается обращение на «вы». – У меня все нормально.
– Это радует. А у меня не совсем.
– А что случилось?
– Грипп. Завтра меня не будет. Буду лечиться. Надеюсь, за три дня я с этой проблемой справлюсь. В понедельник выйду на работу. Так что придется нашу вылазку на лыжную базу перенести на следующую неделю.
Никогда я еще не испытывала такого острого приступа счастья!
– Жаль. – Боюсь, печали в моем голосе не было и на грош. – Поправляйтесь!
– Постараюсь, – его ироничный тон ясно показывал, что Олег Геннадьевич все понял. – И все же постарайся называть меня на «ты». Потренируйся перед зеркалом, пока меня нет. Не скучай!
Он положил трубку, я, приговаривая «не буду, ох, не буду», сделала тоже самое.
– Чего ты там бурчишь? – Марья Ивановна оторвалась от монитора и лукаво посмотрела на меня. – С кем говорила?
Нет, и все-то ей нужно знать! Тихонько вздохнула:
– С одной знакомой.
– Я ее знаю?
Я не удержалась:
– Марья Ивановна, я не обязана отчитываться перед вами о своей личной жизни! Постарайтесь это запомнить! – я в самом деле ужасно разозлилась. Хотя, возможно, таким образом выплеснулось напряжение последних дней.