Всеволод Глуховцев
Мадьяр
Глава 1
Я жестко глянул в чужие тревожные глаза. Они моргнули.
Это важно. Инструктор-психолог в спецучебке наставлял: «Взгляд должен быть как штык! Взглянул – воткнул! И все, он твой. Делай с ним что хочешь. Вообще, боец контрразведки в каждом встречном должен видеть потенциального противника. Пусть он потом окажется своим. Свой – хорошо. Или там нейтрал. Зато ни один враг мимо не проскочит…» И дальше шла умелая накачка на тему – мы-де, воины спецподразделений, рыцари двадцать первого века, государева защита и опора и так далее.
Дела давно минувших дней! А вот смотри-ка, навсегда. Учили хорошо. Взгляд – штык. Взглянул – и парень моргнул, глаза блудливо мотанули влево- вправо.
– Ну что, – я твердо держал взор, – показывай?
– Товар? – он ощерился, показав подгнившие зубы.
Я молча усмехнулся углом рта.
Двое моих встали тактически безошибочно, создав плотный сектор обзора и обстрела. Внутри него – сильно потрепанная, без фар и передней облицовки крытая «Газель» и трое неопрятных, давно не мытых типов. Двое, похоже, не представляли ничего, кроме жадности, жестокости и тупости, а вот третий…
Да, этот третий, пожалуй, кое-что мог. В его движениях, повадках, даже в осанке чувствовалась школа, пройденная до катастрофы. Не бог весть какая, но она была. И обращаться с оружием этот субъект умел: ремень древнего АКМ был выпущен ровно настолько и переброшен через шею именно так, чтобы из автомата можно было мгновенно открыть огонь на поражение.
Тут я поймал себя на том, что стал думать, кем мог быть этот хмырь в прежней жизни. Контрактник? Патрульно-постовая служба? ЧОП?.. Но вовремя спохватился и выбросил чушь из башки. Какая разница!
Гнилозубый подскочил к заднему борту «Газели», откинул тент:
– Вылазь! Да пошустрее, шевели булками!
Товар. Грубо, но как есть.
В кузове зашуршали, затопали, и через борт перелезла коренастая, почти квадратная девица со светлыми волосами, собранными в жидкий хвост. Следом выбрались еще две, столь же бесцветные и вялые. Никакие – обычная характеристика подобных особ, при том, что внешне они были все разные, и я равнодушно зафиксировал бледно выраженные индивидуальные особенности. Привычка, никуда не денешься.
– Живее, швабры драные! – заорал гнилой, что оказалось сравнительно цензурным предисловием к дальнейшей совершенно нецензурной речи в адрес продаваемых женщин. Но почему-то этого торговцу показалось мало, и, продолжая поливать матом, он наградил бедолаг двумя-тремя увесистыми пинками и толчками.
Черт знает, чего этот дурак хотел достичь. Может, продемонстрировать крутость, может, искренне презирал своих рабынь. А может, просто такова была его скотская натура. Словом, хрен знает, но достиг он того, что во мне остро полыхнула ненависть.
Внешне она не проявилась никак. Невозмутимо я наблюдал, как несчастных пинками и руганью подогнали ко мне, столь же невозмутимо, даже чуть брезгливо осмотрел их. Лишь слегка потер кончиками пальцев мочку левого уха.
Психология трактует данный жест как раздумье и сомнение, что как раз подходит к ситуации. Но настоящее его значение было другое.
В нашей бригаде разработана система знаков, визуальных и словесных, позволяющая незаметно для окружающих сигналить друг другу о том, что делать в той или иной обстановке. Коснувшись уха, я без слов сказал своим: «Работаем!» И они тут же откликнулись.
Ратмир негромко откашлялся. Это значило: «беру автоматчика». Скиф сделал полшага вправо: «беру правого». Все верно. Щуплый, с трусливо бегающими глазками юнец был наименее опасен. Мне, стало быть, достался сам купчишка. Ладно.
– Та-ак, – оценивающе протянул я, – ну и что вы за них хотите?
