Пошатываясь, я пробираюсь на «Амину Пеннарум». Полуразрушенная, она накренилась на один борт. Песня скрывает меня от посторонних глаз. Времени у меня немного: останки корабля привлекают к себе слишком много внимания.
Я несусь по знакомым коридорам, мимо запутанных гамаков и канатов туда, где хранятся оболочки, которые Дай забрал с корабля Дыхания. Здесь темно, полно дыма и стоит запах озона, а откуда-то неподалеку доносится шипение. Я стаскиваю с себя гидрокостюм и хватаю первый подвернувшийся под руку чехол.
Расстегнув молнию, я прикладываю руку к оболочке: она теплая, мягкая и кажется очень хрупкой. Она обертывается вокруг меня, сдавливая и сплющивая все тело, проникает во внутренние органы, растекается по мне, как воск. Я ощущаю легкую вибрацию внутри: это беспокоится Кару, который кружит над кораблем.
Оболочка сидит ровно, без складок; ее явно еще ни разу не использовали. Я натягиваю поверх нее одежду и бегу обратно, бегу что есть сил, потому что корабль разваливается у меня под ногами.
Я вылезаю через иллюминатор и спрыгиваю на лед, затем поднимаю голову. Маганветар исчез, исчезли и корабли. В небе нет ничего, кроме шквальных китов и самолетов, приземляющихся вдалеке, а на земле видны лишь пересекающие остров машины. Сюда съезжается все больше людей. Некоторые выходят из машин и пускаются бегом по льду.
С непринужденным видом мы с Джейсоном уходим отсюда подальше. На мне моя старая магонская униформа, а благодаря встроенному в оболочку подобию легких дышать стало немного легче.
Мы удаляемся с видом двух американских подростков, которые приехали в Норвегию с классом и нечаянно увидели то, чего им видеть не следовало, но мы ничего толком и не разглядели, офицер, потому что хотели побыть вдвоем и улизнули в укромное местечко.
Глава 29
{ДЖЕЙСОН}
Это потребовало поистине героических усилий, но билеты на самолет до дома я раздобыл. Пригодились и припасенные сбережения, и умение виртуозно врать. Для нее сделали фальшивый паспорт. Я же говорил, что усилия были героическими.
Я еще не до конца оправился после удара молнии и весь полет чувствую себя нехорошо. После всего, что случилось, мне страшно было заходить на борт самолета. Не знаю, разделяет ли мои опасения Аза, – вот уже девять часов она не открывает глаза. Она была так измотана, что уснула, едва самолет набрал высоту. Из ее легких снова доносятся хрипы, хотя они не идут ни в какое сравнение с тем, что было раньше.
Ее новая оболочка гораздо прочнее бывшей. Это усовершенствованная модель. Мы оба надеемся, что она не износится слишком быстро.
В памяти всплывает тот вечер, когда мы с Азой смотрели видеозапись с гигантским кальмаром. Он тоже, казалось, существовал на грани реального и вымышленного, науки и фантазии. Какой простой кажется наша старая жизнь! Теперь о простой жизни придется забыть.
Меня охватывает тревога.
И я ничего не могу с этим поделать.
Одни и те же мысли снова и снова прокручиваются у меня в голове: ничего у нас не получится, как у нас может что-нибудь получиться, что теперь с нами будет?
А вдруг она уже не та, кем была, а вдруг я уже не тот, кем был, а вдруг все это неправильно?
Вдруг она снова умрет? И на этот раз
Тревога перерастает в настоящую панику. Я стараюсь дышать глубоко и размеренно, принимаю свою таблетку и повторяю совсем крошечный кусочек пи. Тш-ш! Аза спит и ничего не знает. Я запираюсь в туалете. Я же столько недель держался! Неужели у меня все-таки произойдет нервный срыв?
Мир сошел с ума. Я полюбил ее с первого взгляда, и вот теперь, когда она со мной, теперь, когда мы наконец-то вместе, за ней охотится целое небо разъяренных существ.
Да и вообще: останется ли она на земле? Сможет ли она здесь остаться?
Даже если не сможет, все равно мне никогда и ни за что ее не разлюбить.
А что, если однажды она посмотрит мне в глаза и скажет: «Я хочу вернуться наверх»?
Что, если я удерживаю ее в мире людей, как якорь, зацепившийся за камень?
На нашем пути столько препятствий. И если раньше я боролся со смертью, чтобы спасти ее, то теперь нам обоим предстоит борьба с невозможным.
Я вспоминаю, какие трудности преодолели мои мамы. В какой-то момент они стали думать, что им уже никогда не быть вместе. Родные не поддержали их, а только переполошились. Две женщины и ни одного мужчины: разве так можно? Но ничто не смогло разлучить их. Оба их имени указаны в моем свидетельстве о рождении, и я даже представить не могу, как они этого добились.