Группа крови: повесть, рассказы и заметки

рад!.. Ты не можешь представить, как я рад… Могу, наконец ответила она, могу, я сама очень рада.

В сетевой молодежной забегаловке орала музыка, половина стульев была занята сброшенными куртками, на столах кофейные кружки и салатные миски теснились среди ноутбуков. В соседней кофейне было то же самое…

Сейчас везде так, время, как их… ну, комплексных обедов, бизнес-ланчей, бормотал он, растерянно переминаясь с ноги на ногу в тесноте. Может, здесь где-нибудь есть нормальный ресторан? Давай по-человечески пообедаем, мы же не дети, чтобы глотать их синтетический как бы кофе… Давай, легко согласилась она, я завтракала рано.

И в давние времена очередь делала его совершенно беспомощным, а новая жизнь приучила к мгновенному исполнению любого мелкого желания, крупных же давно не было. Теперь он перестал смущаться, говоря с официантом, и, оплатив счет, спокойно сидел, сколько хотел…

Нормальный – по крайней мере, между столами в нем не валялись роликовые доски – ресторан, конечно, оказался тут же, в пяти шагах. Швейцар, он же гардеробщик, сделал вид, что не заметил на их обуви ошметков грязи, свидетельствующих о том, что солидная вроде бы пара передвигается без машины.

Странно: они почти не разговаривали о серьезных вещах, только обменивались светскими глупостями по поводу сменяющихся блюд. За едой о еде, как французы, констатировал он – и заговорили о поездках и гостиницах. С гостиниц плавно съехали на описание дач – по какому шоссе, можно ли жить зимой и так далее. Вероятно, обстановка диктовала и темы, и стиль беседы, раньше от свидания не оставалось времени на ресторан…

Непонятно почему, в разговоре возникла отчетливо различимая интонация хвастовства наперебой.

Они постоянно сталкивались в конторе – на бегу в коридоре, упирающемся в бухгалтерию, бухгалтерским дамам постоянно требовались новые справки и заявления; в группе, поскольку Нина по рассеянности назначала две встречи на одно время; на рождественских корпоративах, на первом из которых Даша подошла, поздравила его с полученной только что русстраховской внутренней наградой, «Серебряным Страхом». К действительно серебряному значку – лицо, закрытое ладонями, – прилагались порядочные деньги. Обычно же, случайно встретившись, удивлялся – представить себе, что несколько дней или даже часов тому назад составляли одно целое, было невозможно.

Он побаивается оперных страстей, которые ему чудятся в каждом свидании.

…Теперь он почему-то ничего не боялся. Заказал слишком большой обед, много выпил, но почти ничего не ел, вдруг – в разгаре беседы, неожиданно для себя, и она нисколько не удивилась – назначил следующую встречу… Казалось, что, договорившись о следующем свидании, можно было бы и разъехаться по другим делам, но не хотелось, очевидно, обоим. И решили все же вернуться в контору, вдруг Нина пришла, нужно использовать шанс, чтобы не приезжать снова.

И точно – Нина уже была на месте. Дылда даже не посмотрела в их сторону, дважды выписав пропуска, она, видимо, исчерпала лимит доброжелательности. Даша сразу пошла в кабинет начальницы, а он, едва не расплескав химический кофе, провалился в гостевое глубокое кресло, из которого гости выбирались с трудом, так что картина получалась довольно унизительная в буквальном смысле.

Время от времени ему казалось, что все поправимо – по нелепому, но запоминающемуся названию некогда популярного романа. Все его главные профессиональные успехи уложились в последние три-четыре года. Теперь он как бы писал черновик текущей жизни, как бы играл жизнь Игоря Матвеевича С. А настоящая жизнь еще впереди, она настанет и будет долго тянуться…

Прежде и Даша была частью его бесконечной игры в жизнь, в последнее время она стала частью неизменного реального фона. Так относятся к близким родственникам, с которыми видятся редко.

И он назначает ей свидание, неожиданно для самого себя. Отсутствие логики в поступках придает им естественность.

Она вышла из кабинета совершенно, как ему сначала показалось, спокойная, но потом он рассмотрел багровые пятна на ее скулах.

– Иди, я тебя здесь подожду. – Он выбрался из кресла, а она, уже провалившись в освободившиеся кожаные подушки, почти беззвучно закончила: – мне вообще предстоит долго ждать, у них полсотни замечаний, и они продлили договор.

– То есть денег тебе не дадут еще три месяца?.. – он сразу все понял.

– Не в деньгах дело, – пробормотала она, откинулась в кресле и закрыла глаза.

– Пожалуй, я не пойду к этой… к ней… сегодня, – по крайней мере во второй раз за последние полчаса он произнес слова, которым сам удивился. – Пойдем, я провожу тебя.

В такси сел с нею рядом на заднее сиденье и сразу положил руку на круглое полное колено, от которого даже сквозь джинсы шел жар.

– Давай поедем… – начал он и запнулся, не решаясь сказать прямо то, что хотел. – Поедем в гостиницу, там будет удобно…

– Ты всегда туда ходишь со своими дамами? – ответила вопросом она, и в вопросе было приглашение к конфликту. – Мне кажется, что нам это уже не совсем по возрасту…

Дальше, до самого подъезда к маленькой гостинице, в машине стояла совершенная тишина.

В номере было тепло, чисто, полотенца, лежавшие стопкой на краю ванны, оказались не просто чистые, а совершенно новые, в шкафу обнаружились разовые белые шлепанцы – словом, все выглядело так, будто за окном какой-нибудь Мюнхен. Не знаю, как мы выберемся из этой истории, успел подумать он, узел затягивается.