высасывается, освобождая место для неизбежного будущего.
За эту гигиеническую процедуру клиент платит около тысячи рублей с четырех кубов. Занимает она четверть часа, иногда – если дела не ладятся – чуть больше. Мне удалось узнать, что специальный автомобиль окупается максимум через год, дальше идет чистая прибыль. Как было сказано по этому поводу давным-давно, деньги не пахнут.
А теперь из личного опыта: ни разу проклятый золотарь не приехал вовремя! Исполнить свою миссию сам он не может, надо открывать для шланга специальную дырку в заборе и, по окончании, расплачиваться за содеянное. Ждать приходится часами – изводясь от бессильной злобы и бессмысленно повторяя то слово, которое не только обозначает объект все откладывающихся действий, но и характеризует главное действующее лицо, да и вообще всю нашу жизнь.
Ничего не могу понять. Казалось бы, чисто рыночная ситуация – есть стабильный спрос, есть конкурирующие фирмы (фанерки с телефонами и элегантным словом «ассенизация» прибиты к каждому второму из еще не срубленных, декорирующих обочину шоссе деревьев), есть вечные перспективы развития бизнеса, поскольку предмета деятельности становится все больше… Тут-то, как мы прежде надеялись, качество сервиса начинает невообразимо расти, одновременно возникает тенденция снижения цен. Чёрта с два! Цены растут, сервис нисколько не улучшается. Отдельно взятый сектор местной экономики полностью опровергает банальные представления о свободном предпринимательстве, сформировавшиеся на основе отвращения к университетским лекциям по марксизму.
Я выхожу на дорогу, надеясь почувствовать приближение заветного запаха, и думаю о том, что мы действительно идем по третьему пути, неведомому прочим странам и народам. На этом пути прямая не есть кратчайшее расстояние между двумя точками, действие не равно противодействию и деньги никогда не станут универсальным эквивалентом товаров и услуг. Неизменно таинственная народная душа отвергает все законы политэкономии и даже многие физические. Действительность приспосабливается к привычному сознанию, а не наоборот. И никакая конкуренция не заставит моего соотечественника появиться в назначенное время. Я набираю номер его мобильного и слышу: «Не волнуйся, хозяин, я уже еду…»
И правильно. Чего спешить-то, если конкуренты тоже не торопятся? Всех денег не заработаешь, всего говна не вычерпаешь.
Класс? Средний
Все надежды на приличное устройство жизни принято связывать со становлением среднего класса. Никто, правда, толком не может определить, что это такое – «средний класс». По какому признаку к нему следует относить отдельного гражданина или целую семью? Если, например, считать признаком среднего класса получение работающим средней заработной платы, то получается чепуха, потому что средняя зарплата у нас нищенская даже в Москве. И совершенно очевидно, что ни по каким понятиям семья, живущая на средние зарплаты всех трудоспособных ее членов, вообще ни к какому классу, кроме как к беднейшему, не относится. Можно считать средним классом тех, кто имеет некий набор собственности – квартиру, машину, дачу… Но и такой подход ничего не проясняет: одно дело советская двушка на пятерых, ржавая жигулевская «шестерка» и фанерная будка на шести сотках, и совсем другое – четырехкомнатная в точечной новостройке, «шестерка», но Audi, и кирпичный коттедж по Новой Риге. Ни о чем не говорят ни профессия, ни принадлежность к государственной службе или частному бизнесу, ни возраст или пол, ни даже гражданство или национальность. Неуловимый «средний класс» ускользает от определений, растекается по сетевым супермаркетам, сидит в кофейнях и японских ресторанчиках, томится в пробках – вот же он, но кто он?!
Между тем на уровне ощущений все просто. Муж, жена, ребенок или двое. Родители днем томятся в офисах, пялясь в компьютерные экраны и продавая такому же среднему классу не важно что – хоть дизельное топливо, хоть поддельные швейцарские часы оптом, хоть горящие туры, хоть юридические советы косящим от армии. Муж за это получает тысячи две-три, жена – полторы. Квартира, доставшаяся от предыдущего поколения или года два назад купленная по ипотеке, которая съедает одну из зарплат. Корейская машина или Ford Focus, собранный всеволожскими умельцами. Если дача советского образца осталась от стариков (как правило, вместе с самими стариками, которые там и живут), то каждое лето на ней производятся усовершенствования: надстройка второго этажа, облицовка сайдингом, предел мечтаний – устройство камина по картинкам жизни звезд из журнала «7 дней». Еда покупается в супермаркете нижнего ценового уровня, одежда в стоке, китайского изготовления бренды. В выходные – кино, потом сетевое кафе…
Вот они и есть опора общества. Они превращают нефтяные деньги, кроме которых в стране нет никаких, не в депутатские звания, не в виллы на далеких островах и яхты рекордной длины, а в фон отечественной жизни, в ее плоть, в одну сплошную стройку и автомобильный поток, которые прежде всего бросаются в глаза любому наблюдателю российской действительности. Они заполняют магазины и забегаловки, лезущие на каждом углу из-под земли, словно грибы в дождливое лето. Они диктуют вкусы и предпочтения, заказывают музыку и покупают книги, поклоняются попсе и гламуру, который им недоступен, но необходим, как язычнику необходимы идолы и духи. Они – тот рынок, в честь которого названа наша экономика, та демократия, именем которой нами правят, и, значит, права человека должны быть в первую очередь их правами. Обыватели, мещане, они имеют право на уважительное и бережное отношение хотя бы потому, что при мирном развитии жизни их становится все больше.
Но именно им в России в первую очередь достаются все неприятности и беды.
Начнем, как в наше время принято, с денег. Кто больше всех страдает от привязки всех материальных отношений к доллару? Они, потому что все деловые договоренности на их уровне – о зарплате прежде всего – основаны на долларовом исчислении. Когда человек нанимается в охранники ларечного ряда, формулировка звучит известным образом: «сутки-трое, камуфляж, двадцать тысяч грязными». Но с офисным работником низшего ранга разговор
