должна идти впереди танков, а когда сзади. Я уже видел такое на фронте. Нашим сколько машин ни дай, все потеряют, и самое обидное, обычно без пользы.
Хотя беседовали мы много, но о том, кто я на самом деле, куда и зачем еду, майор выспрашивать не пытался. И так ясно, что мы важные птицы, и дела у нас тоже должны быть весьма важные. Достаточно было видеть круглые глаза командиров и особистов, которым Авдеев предъявлял свое удостоверение. Когда даже шпалоносцы вытягивались перед простым ординарцем, это наводило на размышления. Впрочем, надо сказать, что при жутком дефиците транспорта, который все здесь испытывали, даже самые толстые и красные корочки помогали мало.
Единственное замечание о моей персоне, которое все же позволил себе майор, касалось внешнего вида:
– Что же вы прямо так к своему начальству заявитесь? – покачал он неодобрительно головой, когда мы приводили себя в порядок после преодоления очередного участка пути. Парадной формы у вас ведь нет, верно? И даже вот эта гимнастерка, что сейчас надета, вам великовата.
Да, вид у меня действительно был не самый бравый. Зато бывший майор выглядел собранно и подтянуто, хоть сейчас на плакат: снаряжение идеально подогнано, лицо чисто выбрито и даже ногти аккуратно подстрижены.
– Если вы, товарищ Соколов, останетесь в Москве хоть на несколько дней, – продолжал Сысоев, – то вам обязательно следует пошить форму на заказ. Но не абы у кого. У нас в стране только трое портных шьют костюмы так, что если в них заявиться на прием к британской королеве, то все лорды ахнут от зависти. Один живет в Одессе, надеюсь, он успел эвакуироваться, другой в Тбилиси, а третий здесь, в Москве. По моей рекомендации он пошьет вам форму без очереди и очень быстро.
Эта мысль мне понравилась. Ясно ведь, что меня вызовут в Кремль, и туда надо явиться в лучшем виде, чтобы не уронить честь будущего. Ведь по мне станут судить обо всех людях двадцать первого века.
Так, за приятными мыслями, я не заметил, как мы подъехали к Внуково. Именно здесь нас ждали встречающие, наивно полагающие, что мы прилетим на самолете, а связаться с ними и предупредить, что мы поменяем маршрут, не было возможности.
Аэродром встретил нас невероятной суетой. Зенитные орудия находились в полной боевой готовности, бойцы батальона охраны метались туда-сюда, всерьез готовясь к отражению нападения. Над полем гудели несколько самолетов, невидимых в ночном небе, и, судя по звуку, нарезали круги. На посадку их почему-то не пускали, хотя полосы были свободными. Выяснить, где нас ждут и что тут вообще случилось, при таком аврале не удалось. Все местное командование было страшно занято, и нас просили пока подождать.
В этой сутолоке даже Авдеев растерялся и предложил просто посидеть на лавочке, пока все не успокоятся. Неизвестно, долго ли нам пришлось бы рассиживаться, гадая, что здесь произошло, но буквально через минуту мы сцапали Леонова, мчащегося куда-то сломя голову, ничего не замечая вокруг. Надо же, оказывается, он умудрился вернуться с фронта раньше нас. Впрочем, сам Алексей удивился еще больше:
– Вы как здесь очутились, если мы самолеты не принимаем? – изумился он и ткнул пальцем в небо, где все время не смолкало гудение. Вид у Алексея был просто ошарашенный. Думаю, если бы я заявил ему, что мы телепортировались, он бы легко поверил.
– Да вот кое-кто ломает любую технику, какую ему не доверь, – с серьезным видом разъяснил Авдеев. – Хоть броневик, хоть самолет. Так что мы решили, что по земле передвигаться безопаснее, чем лететь. А у вас тут что за столпотворение?
– Да связь пропала, мать ее разтак. Самолеты сюда летят, а чьи, неизвестно. Может, немецкие, и сейчас нас бомбить начнут или десант высадят. А тут еще очень важных персон ждут, ну вы поняли, о ком я. И вот все связистов матом кроют, подгоняют, чтобы быстрее рацию чинили, но когда начальство над душой стоит, получается обычно еще медленнее. Ну вот паника и началась, никто не знает, что делать. Может, это вы там летите, а вам сесть не дают. А может, это диверсанты, которые за вами охотятся. Сейчас доложу, что все в порядке, и тогда вас примут и накормят.
Смотреть в глаза начальнику аэродрома после того, что здесь произошло, пусть и не совсем по моей вине, я не хотел. Поэтому, удостоверившись, что машина у Леонова имеется, предложил поскорее отсюда убраться. Алексей тоже спешил, хотя и по другой причине. Как он пояснил по дороге, после двенадцати ночи передвигаться по городу запрещено даже военным. Разумеется, у него имелся специальный пропуск, подписанный комендантом Москвы, но бдительные патрули, вооруженные пистолет-пулеметами, могли открыть огонь раньше, чем им успеют предъявить документы. Так что надо или ждать утра, или выезжать немедленно.
Посмотреть на старую Москву в эту ночь мне не довелось. Светомаскировка соблюдалась строго, и повсюду царила темнота, как и положено в военном городе. Движение в вечернее время было не очень активным, и, попетляв всего полчаса по улицам, мы наконец прибыли. С майором нам, к сожалению, пришлось расстаться, передав его из рук в руки пожилому лейтенанту госбезопасности, с наказом беречь, холить и лелеять.
Как оказалось, жить мне предстояло не в казарме и не в гостинице, а в отдельной квартире современного восьмиэтажного дома, да еще трехкомнатной, что по нынешним временам считалось роскошью немыслимой. Однако большая жилплощадь была выделена отнюдь не для удобства меня бесценного, а для размещения охраны и обеспечения мне условий работы.
Благодаря нашему опозданию, квартиру успели оборудовать так, как и полагалось для попаданца. Внешнюю дверь заменили на стальную, отделанную снаружи под дерево, чтобы не вызывать любопытства. Еще одну железную дверь соорудили в кабинете, где, как предполагалось, я буду записывать свои мудрые воспоминания о будущем. Для хранения моих откровений уже был приготовлен внушительного вида сейф, судя по табличке, еще
