– Вы еще грудного принесите! С ребенком она…
– Что, битые дают? Вы за битыми?..
Из магазина с независимыми лицами выходили счастливцы, бережно неся полиэтиленовые пакеты с яйцами. Валентина привычно заняла очередь, но через несколько минут люди стали расходиться – яйца кончились. А жаль: взяла бы два десятка, себе и свекрови. По негласной договоренности так и делалось, иначе сидеть бы им на пельменях.
Яйца, бестолковая перепалка в очереди, пельмени в вечной мерзлоте холодильника заглушили на время страстные, но логичные доводы матери. Марина уедет, а голос останется, да иначе и быть не может – она выразила ее собственные сомнения, теперь оставалось беззвучно «проигрывать» диалог.
«Вы прибавите себе комнату с восьмидесятилетней нагрузкой».
«Мам, дети растут…»
«У мальчишек просторная комната, вам тоже места хватает».
«А работать? Ты же знаешь, я с ними не могу сосредоточиться…»
Сейчас Валентина злилась на себя: получалось, что она, как попугай, повторяла Кешины аргументы – не потому что признавала их убедительность, а за неимением собственных. Помочь нужно? – Нужно. Так о чем разговор?
«Не утрируй, – мать была беспощадна, – вы живете, как буржуи. А тут… Подумай сама: чужой человек будет у тебя на голове. Ты сможешь сосредоточиться? Не смеши. Потом она начнет болеть…»
«Ну почему сразу плохое, почему болеть?»
«Да потому что ей восемьдесят два года, как ты не хочешь понять?! В таком возрасте футбол не гоняют. И начнется: сердце, давление, беготня по врачам… И все это свалится на тебя».
«Родители Пашкины помогут…»
«Именно: помогут! Зайдут поахать, посидят у теткиной кровати, потом ты будешь их еще чаем поить…»
«Мам, но Галя нам всегда…»
«Знаю, знаю: Галя харчи купит, с детками посидит, а у Кеши золотые руки. Только у тебя мать никудышная».
«Мам, ну ты что, поссориться хочешь?»
«Я сама знаю: бабка я факультативная. Помогаю мало, зато никого на тебя не вешаю».
Потом она выдохлась, погасила недокуренную сигарету и бросила устало: «Ты же в глаза эту тетку не видела, доченька…»
Это как раз было решаемо. Через неделю в Питере начиналась конференция по информационно-поисковым системам – людей посмотреть, себя показать; вернее, свою задачу. Закрывалась конференция в пятницу, так что оставалось два полноценных дня, чтобы увидеть тетку «в глаза». Купить цветы, позвонить – сначала по телефону, потом в дверь. Издалека слышатся старушечьи шажки, приоткрывается глазок, звякает цепочка: «Вам кого, простите?..» Ну да: там ведь сосед этот, пьяница, к нему всякие забулдыги ходят… Обрадуется, конечно: «Какой сюрприз! Проходите, пожалуйста!» Приветливые глаза лучатся морщинками, старенькое темное платье, на плечах вязаный платок: «У нас отопление отключили»… Наверное, она говорит по- французски: гимназия, Смольный институт, первый бал, а там сразу революция, Гражданская война… Вдруг она с Ахматовой была знакома, с Блоком?.. Заговорит о муже – как познакомились, как жили, как болел; заплачет. Отвернется к окну, замолчит; в сухом кулачке зажат кружевной платок. «Простите меня, детка».
Потом спохватится, засеменит на кухню: «Я сейчас, только чай заварю». В это время можно будет библиотеку посмотреть: маленькие томики с потускневшим золотым обрезом, уголки потрепаны. «Грандисон» какой-нибудь. Или Гумилев, в старой орфографии. Да у нее может найтись весь Серебряный век; запросто!
Здравый смысл пытался обуздать воспаленное воображение. Почему непременно темное платье, платок на плечах, приветливые глаза, с чего ты взяла? Может, она толстая, одышливая, в цветастом – или в горошек? – домашнем замызганном халате, рукава засучены… Нечесаные волосы пучком, из него высовываются шпильки. На ногах – узловатые вены; шлепает по коридору в разношенных тапках, и задники звонко чмокают при каждом шаге. Начнет говорить о пьянице-соседе, об очередях, дороговизне и как ничего не достать: «Стояла за яйцами – и тех не хватило! Чаю-то выпьете?..» Без чая уйти не удастся, придется пить из плохо вымытой чашки с застарелым коричневым налетом по краю, выслушивать жалобы на пьяницу соседа, кивать. И плевать ей на твою конференцию и на доклад, а вместо Гумилева на полке – сутулые слоники и какая-то пыльная фарфоровая дребедень.
Однако ни сальные волосы, ни вены на ногах в чмокающих тапках никак не вязались с образом петербургской старушки. Интересно, «напустила» Марина отца на Кешу или только грозилась? Надо бы ему позвонить, а не рисовать дурацкие картинки. Скоро – после конференции – воображение будет повержено здравым смыслом, который и займет его, буйного воображения, место. Пока же стало ясно, что библиотечный день прошел бездарно: к статье не прикоснулась, постирать не успела, даже яйца не купила.
День рождения Павла прошел, как обычно происходило в последние годы, в «две серии». В среду, строго в соответствии с датой, пришли поздравить родители, а в конце недели собрались друзья; дети остались на попечении Галины Сергеевны и Иннокентия Семеновича. Если кто-то и
