шныряли серые твари. Через несколько дней приехали серьезные люди с санэпидстанции. На следующей неделе в коридоре снова появилась крыса, на этот раз мертвая. Та же участь постигла соседскую болонку, поплатившуюся за любопытство к оскаленному взъерошенному трупику.
На Валентину сообщение о крысах не произвело сильного впечатления – должно быть, потому, решил Павел, что не видела ту, дохлую. Софе ничего не говорили – к чему? Пирожковая плодит крыс, санэпидстанция их травит, однако процесс идет там, внизу, не в квартире.
Крысы не мешают измерять давление тетке, здоровой как конь, и выслушивать ее жалобы на обморочное состояние; так что мне крысы? Не думать надо было, а сесть на самолет, прямо тогда. В Новосибирск, например.
– Ну?! – кричала старуха.
– Сто двадцать на семьдесят.
Или в Иркутск.
Не будет в ее жизни ни Новосибирска, ни Иркутска; зато купила новые занавески. Светлые, как и хотела.
Потом в квартиру пришли тараканы.
Подумаешь, тараканы! Комары, например, тоже не подарок, но мы ведь лету радуемся. В конце концов, это просто насекомые. Примерно так Павел объяснял жене, что ничего страшного не произошло. Никакой трагедии. И нечего паниковать, в конце концов.
Заметил ли он сам, что говорил о тараканах теми же словами, что о статье в журнале, когда увещевал ее: ничего, мол, страшного, такое сплошь и рядом?.. И что он вообще замечает,
– Нет, ну правда. Читаем же мы «Тараканище» детям – и ничего, ты не приходишь в ужас от всех жучков и паучков, – невозмутимо продолжал он. – Из-за этого нервничать? Тараканы как появились, так и уйдут. Бери пример с Софы. Стоическая выдержка! Налила себе чай, сунула ложку в сахарницу, а оттуда таракан – и прямо по столу!..
Валентина застыла.
Муж покрутил головой.
– Это надо было видеть. Хлоп рукой – и нет таракана! Насыпала сахар – и пьет чай.
Встал, махнул рукой:
– Ладно, пора спать. Утро вечера мудреней.
Утро вечера дрянней, это Валентина знала давно и твердо. Реальность встречала ее теперь сонными тараканами, струйками текущими по стенам и поспешно исчезающими. Каждое новое утро выглядело страшнее предыдущего – тараканов становилось все больше. Санэпидстанция закрыла бойкое заведение внизу на несколько дней, и разочарованные завсегдатаи пирожковой толклись в парадном, честя на все лады «этих сволочей». Кого они имели в виду, тараканов или доблестных поборников санитарии, сказать было трудно.
Травля оказалась эффективной: уборщица выметала кучи дохлых тараканов. Уцелевшие эмигрировали наверх, в квартиры. «Ограниченный контингент», – шутил Павлик, стряхивая с полотенца очередного пруссака.
Целую зиму боролись с нечистью всеми возможными средствами. Ядовитая вонь аэрозолей прочно поселилась в квартире – даже постельное белье пропиталось этим запахом. Мальчики то и дело ночевали у старших Спиваковых – Галина Сергеевна рассталась наконец с бухгалтерией и вышла на пенсию. Она давно лелеяла эту мечту – все свободное время посвятить внукам. И взялась за дело вдохновенно, энергично: готовила, в соответствии с рекомендациями журнала «Здоровье», самую полезную детскую еду, для чего возила с рынка малокровную весеннюю зелень и в каждое блюдо добавляла саго – крупу невнятного вкуса, но полезности исключительной. Неожиданно Иннокентий Семенович получил две путевки в Трускавец, и оба уехали.
Теперь дети ночевали у родителей Валентины, и саго было без сожаления забыто.
«Вы с Павлом осторожнее, – предупреждал отец, – а то надышитесь – голова заболит. От химии самая высокая интоксикация».
Софе отравляющая атмосфера, похоже, не наносила никакого вреда, разве что вызвала наблюдение: «Где-то горррит… Соседи ррыбу жарррят»).
…Бухала дверь, шагами командора подходила старуха, гремела мелочью: «Сорок трри копейки. Я не люблю быть должной».
Грохотание таза в ванной, рев телевизора по вечерам, тараканьи кухонные пиры вокруг лужицы компота, а за дверью – крысы, разгуливающие по лестнице.
Это была реальность, и никакой другой не предвиделось.
Раньше была задача – другая планета, где можно было спрятаться и затеряться до полного растворения.
Задачи больше не было. Маячивший впереди голубой горизонт обернулся заселенной улицей.
Новая работа была простой и насущной для всего завода: расчет заработной платы. Ведомость усеяна восьмерками, словно прилежные работницы вышивали ряды мережки. И так – целый месяц, с учетом отпусков и больничных листов: восьмерки, восьмерки… Знак бесконечности, вставший на дыбы, чтобы маршировать из одной ведомости в следующую.
Павел перестал выходить на балкон. Откроешь дверь – и горклый чад заполняет кухню, вызывая тошноту. Хотя тошнит и без этого: гастрит. Скажи ему кто-то год назад, что на него нападет такая хвороба, на смех поднял бы. Главное, ни с того ни с сего, всегда потроха были в порядке. Теперь это нельзя, то не съешь… Нащупал в кармане таблетки: опять забыл принять. Он курил и рассеянно смотрел, как по краю раковины медленно ползет таракан. Акробат
