Новый участковый знакомится с жителями нашего подъезда. Молодой, румяный, необстрелянный, пока еще старательный, с внезапной фамилией Фатер (сейчас Большой Начальник, размордел, печатку на мизинец нацепил). Горячо обещает учесть, разобраться, обратить внимание, взять на карандаш, защитить, оградить и т. д. Вроде все решили, народ расходится, участковый уже наполовину вышел из подъезда, вдруг соседка:
— Молодой человек, и главное — по выходным с ранья в гаражах радиво орьмя орет, ни отдохнуть люд
Участковый, доброжелательно:
— Да, безобразие! А вы бы напустили на них каких-нибудь старушек с лавочки…
Вне себя:
— Вы… вы что себе позволяете?! каких старушек?! какое напустить!!! А вы чем будете заниматься?! ваша тада в чем работа?! Нашел тут… цепных старушек!!!
Сосед подсказывает:
— Сторожевых, бешеных…
Участковый, миролюбиво пятится:
— Хорошо-хорошо, не волнуйтесь, не надо никого напускать… — Понижая голос: — Можете сами попробовать…
С Автозаводской эвакуируют машины, припаркованные «елочкой». Большинство местных жителей это усвоило и упражняется в параллельной парковке. Почти по самой середине ровной линии автомобилей «елочкой» торчит «Ситроен Пикассо», 64-й регион, грязный по самую крышу, внутри спит человек. На заднем стекле бумажка, там фломастером от руки: «Трое суток за рулем. Не будите, даже если будете эвакуировать». Люди, проходящие мимо и видящие записку, понижают голос и переходят на цыпочки.
Застрял лифт. Текст застрявшей, децибелы зашкаливают:
— Рита-а-а-а-а-а!!!! (это консьержке) Рита-а-а-а-а-а!!! вызови-и-и-и-и монте-о-о-о-ра-а-а!!!
Снизу:
— Щааааас!..
— Ой, скоре-е-е-е-ей вызови-и-и-и-и-и!!! Ой, не дотерплю, обосру-у-у-у-ся-а-а-а-а-а!!! — Нормальным голосом, обращаясь к кому-то: — Это я нарочно, чтоб быстрей вызывала. Убирать-то никому не интересно.
Действующих лиц уже нет никого, включая дочку и котов. Квартира досталась жэку.
Коммуналка, две комнаты, в каждой по старушке, у каждой старушки по коту. Коты друг друга не любят, дерутся, орут, увечатся, эрго — старушки сосуществуют по законам военного времени. Как они вредят на самом деле — никто никогда не узнает, но подозревают друг друга в самых разнообразных грехах. Например, в сотрудничестве (именно так) с инопланетянами, которые своей радиацией «кислят» суп. Или, что мне особенно полюбилось, в сокрытии где-то в недрах комнаты вечно течной кошки, «а то хули б мой стал так под ейной дверью орать». У каждой старушки холодильник находится в комнате. Одна готовит на газу, вторая на электроплитке у себя и платить за газ отказывается, тогда первая отказывается платить за свет, хотя лицевой счет у них раздельный. Пенсию обеим приносят домой, и это, пожалуй, единственный момент в их жизни, когда они обе добровольно встречаются. Шлют друг другу телеграммы (!!!) с угрозами выселения. Все это я узнаю от дочери одной из них, которая живет в другом районе и раз в неделю наезжает проведать мамашу.
— Я ей говорю: мам, ну хватит уже на говно-то исходить, живи ты спокойно, не обращай на нее внимание! А она — нет, доча, она вредитель, она тебя сглазила, когда ты еще маленькая была, она твои сандальки яйцом тухлым мазала, чтоб воняло. А сама в наколках вся, урка сраная! Я ей назло раньше не помру, дождусь, и уж тогда за ней соскучусь, поплачу…
Застряли с пятилетней дочкой Мирой в лифте, ждем лифтера.
Приходит:
— Э-э-эй, дамочка! Ну как вы там — не взопрели еще? Аа, вы там с ребеночком? Ребеночек, не ссы, ща-а-ас дядьВить все сделает, щааас… Шо мы имеем с гуся тут… — Скрежет. — Ого! Дамочка, вы не возражаете, дядьВить щас на двенадцатый этаж сбегает позырит, че у вас там… Ага, ну я побег, держите там череп ирокезом!
Мира спрашивает, что такое ирокез, пока я ей все это объясняю, лифт трогается с места и едет на двенадцатый этаж — дядьВить что-то такое там подкрутил, останавливаемся — дверь по-прежнему не открывается.
— Ебсики-ебсики… пурум-пурум, пурум-пурум, пур-р-р-рум-м-м-м, — пытается отжать дверь. — Ахебтвоюмать! Простите, дамочка с девочкой, заело тут эту… одну… (с натугой) мадам… Мандазалупенко… еб-си-ки…
Скрежет, что-то срывается.
