опрокинуты и, понеся потери, отступили. Но это был первый и последний успех Сапеги под Александровской слободой.
Поляки продолжали наступать, но наткнулись на рогатки и заграждения, из-за которых стали вести массированный огонь русские пищальники. Польская конница стала разворачиваться и отходить. Им вслед кинулись дворяне и дети боярские. Рубили отступавших около версты и снова укрылись за укреплениями. Ожесточённые схватки вспыхивали весь день. Сапега не смог ворваться в слободу и отступил. Войско его разделилось. Сам Сапега с основными силами ушёл к монастырю, полки Иона Ружинского вернулись в Тушино.
Небольшая победа близ Москвы сразу подняла авторитет молодого полководца. Из Рязани Прокопий Ляпунов, предводитель местного ополчения, прислал Скопину грамоту, в которой «здороваша Михаилу на царство, а царя Василия укорными словесы писаша».
Скопин демонстративно после прочтения разорвал грамоту на глазах у посланцев Ляпунова и не стал сообщать о нём царю Василию Шуйскому. Но слухи до царя дошли и поселили подозрения у властолюбивого и коварного Шуйского.
Едва завершились бои под Александровской слободой, как ударили морозы, выпал снег. От слободы по разным направлениям отправились отряды дворянской конницы, лыжники из охочих людей, пешцы. Они выбивали тушинцев из городов и сёл, строили деревянные крепостцы, собирали в полки новых ополченцев. Уже в начале ноября русские отряды закрепились в сёлах Заболотье, Низиново, Сароново, Ботово, Константиново. Тушинцы неоднократно пытались их отбить, но без успеха. Следом за отрядами в отвоёванные сёла спешили полки Скопина. Село Ботово занял полк Семёна Головина в несколько тысяч ратников. Это село в непосредственной близости от Троице-Сергиева монастыря, потому лагерь Сапеги отныне был в постоянной тревоге. Гетман посылал конные дозоры, которые натыкались на русские сторожевые заставы. Не выдержал Сапега, отправил 15 ноября против полка Головина в Болотове три полка конницы под командованием панов Ружинского, Микульского и Стравинского. Полки атаковали в невыгодных для себя условиях – на конях против укрывшейся в остроге пехоты, вооружённой огненным боем. Поляки несли потери, взывали о помощи. Уже 20 ноября им на подмогу пришёл полк пана Загорского, но эта мера лишь увеличила число потерь среди интервентов.
В средине ноября в отряд Михаила пожаловал келарь. Сегодня он выглядел как-то торжественно.
– Не пропало желание повоевать за русскую землю, князь?
– Если бы пропало, бросил всё и ушёл в своё поместье.
– Похвально! Воевода Михаил Скопин-Шуйский в Александровской слободе успешно от гетмана Сапеги отбивается. Надо помочь, нужда в ратниках великая.
– Готов выступить.
– Славно! Я и письмо твоему тёзке приготовил.
Келарь протянул лист свёрнутой в трубочку бумаги.
– Когда выходить?
– А чего медлить? Завтра и выступайте с богом!
Михаил отдал приказ собираться к выступлению. Сразу суета началась. Одни кинулись оружие точить и смазывать, другие собирать вещи в котомки, хотя вещей кот наплакал. Запасное исподнее, варежки, тёплые носки. Но кто знает, когда они вернутся в столицу? Но точно – не все.
Утром, после завтрака и обязательного молебна, на котором и келарь Авраамий был, отряд выступил. Половину города прошли, потому что Сергиев Посад, где расположился Троице-Сергиев монастырь, был на севере от Москвы. Собственно, города не было, посады вокруг монастыря, что на холме Московец стоял при реке Кончуре.
Свежий ветерок и морозец заставляли шагать бодро. Ополченцы при всей защите – шлемах, кольчугах, куяках, трофейных нагрудниках польских. А поверх бронного железа уже тулупы, армяки. У всех рукавицы шерстяные или меховые, иначе железо боевое к коже примерзает. До монастыря от столицы полсотни вёрст, а прошли всего пятнадцать, как навстречу по санной дороге поляки конные вылетели. Полусотня, сабли наголо.
Михаил тут же приказал в две шеренги встать, копья на изготовку взять. А земля под снегом мёрзлая, подтоки на древках воткнуть не получается.
– Пищальники, к бою готовсь! – кричал Михаил.
Да и без команды его пищальники строились. Оружие ещё в Москве зарядили. Поляки уже близко. Ляхи видели разномастную одежду, полагали – малообученное ополчение перед ними, разобьют легко. А жертва сама в охотника превратилась.
– Пли! – закричал Михаил.
Грянул залп, когда до всадников полсотни шагов оставалось. И ни одна пуля не пропала даром. Кто в гусара угодил, а кто в коня. Сразу свалка, убитые и раненые кони попадали, на них другие, что сзади были, полетели. И нет уже той грозной силы, что страх наводила.
– Пешцы! Вперёд! Коли, руби ворога! – завопил Михаил и сам кинулся к полякам.
За ним пешцы с копьями. Поляк силён, когда на коне и преимущество в числе имеет. Уцелевшие после залпа поляки за сабли схватились, ругаются. А пешцы их копьями колют. По два-три пешца на поляка. Ляхов какое-то время выручали нагрудники и шлемы. Рожоны копий по железу на груди ляхов скользят, но пешцы сразу приспособились, кололи в ноги, в лицо. А как поляк охромеет, добивали. Копья увечья страшные наносят. Рожон копья, как меч на древке. Если уколол удачно, так насквозь тело пробил. Из ран кровища ручьём хлещет.
Конечно, потери ополченцы понесли, какой бой без этого? Но победой воодушевились. Чего скрывать, многие такой встречи побаивались. А как
