Владислав действовал быстро. Он решил полностью блокировать русский лагерь, отрезав пути Шеину к отходу на Москву. Казакам он приказал занять позиции недалеко от русских, а сам с главными силами зашёл в тыл, к селу Жаворонки, что на Московской дороге. Войско Шеина оказалось в окружении. Конные разъезды ляхов перехватывали почти всех гонцов, которых посылал к царю Шеин. Грамоты были прочитаны Владиславом, из которых король узнал о тяжёлом положении русских.
У Михаила кончились деньги для выплаты наёмникам, был недостаток в провизии, соли, фураже.
Король после месяца блокады предложил Шеину не сдачу, а перемирие на почётных условиях – обменяться пленными, а потом русские должны уйти, оставив пушки. В конце ноября одному из гонцов удалось прорваться через разъезды поляков и добраться до Москвы. Царь послал с псарём Сычёвым ответную грамоту с согласием принять почётное перемирие. Но гонец до Шеина не добрался, блокада лагеря была плотной.
Ещё осенью 1633 года царь и боярская дума обратились к Пожарскому с просьбой возглавить войско совместно с Дмитрием Черкасским, дабы идти на помощь Шеину. Сбор войска шёл медленно, царь не мог снять с южных рубежей страны войско из-за крымчаков. Сбор ратей из многих губерний был намечен в Можайске. В Можайск по царскому приказу отправился окольничий князь Григорий Волконский для совета с воеводами. Ему надлежало выяснить, смогут ли воеводы оказать помощь по деблокации лагеря Шеина под Смоленском. Волконский вернулся в Москву 6 февраля и передал ответ воевод – сможем! Но только 11 февраля из Разрядного приказа в Можайск и Калугу были посланы грамоты о выступлении на Смоленск. Однако они запоздали.
Пожарский начал движение. На значительном, в несколько вёрст удалении, в авангарде, шёл отряд Засекина. И он столкнулся с польским разъездом в полусотню числом. Завязался бой, гусар окружили, всё же превосходство в силах сыграло роль. Ляхов почти всех побили, Михаил был вынужден остановить бой, чтобы хоть кого-то взять живым для допроса. Поляк, ещё разгорячённый боем, показал, что король Владислав со дня на день примет капитуляцию Шеина, состояние русских войск скверное. В дальнейшем король полагает двинуться на Москву, доподлинно зная, что больших сил Московский царь для обороны не имеет. Сведения важные, Михаил, взяв пленного с собой, в сопровождении десятка ратников повернул назад. Надо сообщить Пожарскому. Отряд его под руководством сотника продолжил дозорную службу. Допросив лично гусара, Пожарский задумался. Если идти к Смоленску, столкновение с Владиславом неизбежно, и неизвестно, кто выйдет победителем. Если король, то путь на Москву будет открыт.
Пожарский с гонцом отправил сообщение в Москву, сам же до получения ответа вернул войско в Можайск. Рать из Калуги ещё не успела выйти, а было уже 3 марта 1634 года. Если учесть зимнее время, в начале марта ещё было по-зимнему холодно, прибыть с обозами и пушками к Смоленску Пожарский мог не ранее чем через месяц, а то и полтора. Столько продержаться Шеин не мог.
Не знал тогда ни Пожарский, ни царь, что 16 февраля воевода Шеин подписал перемирие с Владиславом. Переговорщики от Шеина смогли выторговать условия почётные – все ратники могли сохранить при себе холодное оружие и пищали с зарядами, но оставить все пушки и пороховое зелье. Планы царя по возвращению Смоленска были надолго похоронены. Но король обставил перемирие унизительными условиями. Все ратники должны были дать под присягой клятву не предпринимать никаких военных действий в течение четырёх месяцев. А ещё выходящие из лагеря воины должны нести знамёна свёрнутыми, с погашенными фитилями на пищалях, без барабанного боя и преклонить знамёна перед Владиславом. Сам Шеин с воеводами, когда подъедут к королю, должны слезть с коней и низко ему поклониться. Шеину пришлось до дна испить горькую чашу унижения и позора.
Колонны русских выступили из лагеря 19 февраля. Армия была побеждена, но не сломлена. Из двух тысяч наёмников большая часть осталась в лагере и перешла на службу к королю. Шеин же вёл за собой 8056 оставшихся в живых воинов.
Царь узнал о перемирии в начале марта и послал навстречу Шеину Моисея Глебова узнать об условиях перемирия. Воеводу Шеина трудно было обвинить в трусости, он действовал, как всегда, честно и смело. Но ещё до возвращения войска Шеина в Москву царём были назначены бояре для допроса Шеина и других воевод. В состав дознавателей вошли князья Андрей Шуйский и Андрей Хилков, окольничий Василий Стрешнев и дьяки Тихон Бормосов и Дмитрий Прокофьев. На Шеина и Измайлова было заведено «судное дело». Воеводу обвинили в неумелости действий, а всё потому, что во время плена целовал крест на верность Сигизмунду III и по всем полякам радел. А главное – винили в потере «наряда». Суд был скорым и неправым. Уже 18 апреля царь Михаил с боярами слушали приговор. Воеводы Михаил Шеин, Артемий Измайлов и его сын Василий были приговорены к смертной казни, а все поместья их и дворы и вся рухлядь «взяты на государя». Казнены воеводы были через десять дней на Красной площади. Царский дьяк Дмитрий Прокофьев громогласно объявил народу о многих винах приговорённых. Многие ратные люди ответили на неправедный суд и приговор отъездом со службы. В народе и войске Шеина уважали наравне со Скопиным-Шуйским или Пожарским.
Но царю нужен был виноватый в неудачах, и он его «назначил».
Михаил, как и многие ратники, присутствовал на казни, был морально подавлен. Вот уж к кому грязь не липла, так к Шеину. Всегда вёл себя честно, на всех должностях был «государственником» и получил от царя «благодарность».
Не сговариваясь, служилые дворяне пошли на постоялый двор неподалёку, в Белом городе. По-русскому обычаю надо было справить тризну, помянуть безвременно ушедшего из жизни, причём несправедливо казнённого. Все служилые дворяне это понимали, но голос против решения царя никто не поднял. Первую чарку выпили за упокой раба божьего Михаила, как положено, не чокаясь. Те, кому повезло служить с Шеиным, вспоминали знаменательные битвы под его водительством.
Настроение у всех мрачное, скверное, да другого быть не могло. Кто мог сейчас радоваться, так это поляки. Пожарского они боялись, но тот болен и староват для боевых действий в поле. Шеин подавал большие надежды, смел, понимал тактику и молод был. Как раз смена Пожарскому, если бы не
