Клюквин взглянул на Семенова холодно, без наигранной иронии.
— Ну-ну, — сказал он, оправляя китель. — Как скажешь. А только, видишь, ты и я стоим тут, встречаем товарища командующего фронтом. Что ты, что я. Равные мы. Революции, товарищ Семенов, всё равно у кого какое сердце. Лишь бы дело делалось, лишь бы линия фронта двигалась в нужном направлении… Да ладно, договорим ещё как-нибудь…
Клюквин развернул коня, осмотрел свой эскадрон, привычно, для порядка, крикнул:
— Подтянуться! Держать линию!
«Договорим, что ж», — подумал Семенов, расстегивая кобуру маузера.
Оркестр торжественно заиграл гимн, как и положено при встрече высокого гостя.
Бронепоезд, скрипя тормозными башмаками и спуская лишний пар, вполз на пути перед конниками и, вздрогнув напоследок многотонным металлическим телом, остановился, не доезжая платформы. Грозно торчащие из бойниц пулемёты уставились на конников.
Комэск покачал головой: «Посечёт и нас, если начнётся…» Он поднял руку, подавая условный сигнал Сидору, который должен был наблюдать за ним в бинокль. Тачанки, по две с каждой стороны, объехали строй и остановились, направив с флангов пулемёты на клюквинцев. Оркестр внезапно смолк.
— Смирно! — басом крикнул Орлов, поднимаясь на стременах. — Именем рабоче-крестьянской советской власти приказываю третьему эскадрону сложить оружие! В случае неподчинения вы будете уничтожены на месте!
Комполка вырвал из ножен и взметнул над головой шашку. Гарцующие рядом Мартынов, Павловский и Горюнов выхватили маузеры.
Третий эскадрон зашевелился, загудел растерянно, непонимающе, с зарождающимся гневом…
— Эскадрон, к стрельбе гтовьсь!! — срывая голос, заорал Семенов.
«Беспощадный» ощетинился вскинутыми стволами, залязгали затворы. Клюквинцы загудели громче, в руках появилось оружие, непонимание вытеснялось гневом, строй заволновался, готовый сломаться и рассыпаться, но опытные бойцы понимали, что находятся в ловушке, и в любой момент огненный мешок охватит их со всех сторон. Бессильная ярость нашла выход в криках:
— Что за паскудство?!
— Вы чего удумали, демоны?
— Братцы, вы-то как в такое впряглись? Мы ж все свои, братцы!
— Борька, ты в кого шмалять собрался?
Яркой вспышкой вдруг промелькнуло в памяти комэска, как на рыжем глинистом перекрёстке неподалёку от барской усадьбы спешиваются казачки, выстраиваются, не торопясь, перед безоружными, иссушенными голодом людьми… передёргивают затворы… смыкают плотней ряды…
Мартынов, как мог, старался перекричать строй:
— За систематическое мародёрство и нарушение революционной дисциплины эскадрон будет расформирован! Виновные будут преданы трибуналу, честным бойцам бояться нечего! Не оказывайте сопротивление! Облегчите свою участь!
«Развратил мерзавец Клюквин людей, — подумал Семенов. — Попортил. Но отвечать придется. Всем».
Застучали несколько пулеметов бронепоезда. Длинные предупредительные очереди просвистели над головами и унеслись в степь. На миг все стихло, только слышалось пыхтение паровоза да негромкое ржание лошадей, которые тоже чувствовали неладное.
— Братья! — раздался истерический крик Клюквина. Он выехал вперед и развернулся к строю лицом, как всегда перед атакой.
— За что мы кровь проливали?! Для чего, животов не щадя, защищали советскую власть? Чтобы она вот так предала нас? Ударила подло в спину?
— Повторяю! Всем сложить оружие! — надрывался Мартынов. — Облегчите свою участь!
Клюквин выхватил маузер, заведенный вместо отобранного семеновцами кольта, поднял над головой.
Тут же несколько пулемётов бронепоезда качнулись, опуская стволы на прямую наводку, но огонь не открыли. Замерли молчаливо, зловеще поводя стволами из стороны в сторону.
«Ай, молодца», — мысленно похвалил Семенов невидимого командира в металлическом чреве, не отдавшего приказа стрелять. Но он понимал, что через минуту такой приказ может прозвучать.
— За мной! Руби гадов! — Клюквин пальнул в чистое голубое небо. Третий эскадрон вновь зашумел, напрягся. Бойцы слепо верят командиру и готовы идти за ним, даже если он зовет в смертельную кровавую бойню.
Пришпорив Чалого, Семенов выехал вперед, глянул в сотни поедающих его взглядами глаз: что скажет конникам известный всему фронту командир «Беспощадного»? Может, развернет все так, что дело само собой уладится? Надежда на хороший исход живет в сердцах людей до последнего…
— Кончай бузу! — бросил он Клюквину. — Подвёл своих людей под монастырь, красноармейцев превратил в бандитов! Пытаешься за их трупы спрятаться? Кругом пулеметы, покромсаем же всех! Имей последнюю смелость, бывший красный командир, честно отвечай за свои преступления и не впутывай невинных людей!
Каждый слышит то, что хочет услышать. После этих слов бойцы третьего эскадрона отделили себя от командира невидимой стеной. Раз они не
