Тут сэр Альва промолчал, не оспаривая и не соглашаясь с братом по поводу степени важности их предприятий. Снова приложился к своему кубку. Опорожнил его и зябко поежился:
– Холодно что-то. Ну-ка…
Он щелкнул пальцами, что у него получилось только с третьей попытки. Пламя в очаге метнулось в сторону, позеленело и с тихим шипением умерло.
– Проклятое вино! Давай лучше ты…
Мастер Аксель поднялся с кресла, потянулся, хрустнув суставами. Затем небрежно ворохнул рукой, заставив огонь вспыхнуть сразу с полнокровной яркостью. Подошел к окну. Помедлил там и обернулся:
– Ты посмотри-ка! Снег наконец выпал…
– А чего удивительного? – заметил Альва. – Дело к зиме…
Старые люди говорили, что Драконья гряда когда-то давным-давно и вправду была настоящим драконом – невероятно огромным, самым большим драконом из тех, что когда-либо рождались в этом мире. Великим Драконом. Но и Великим Драконам приходит время умирать. И обессилел он однажды, и лег, тяжело придавив собою землю, раскинув крылья, вытянув хвост. И раскрыл он пасть в последнем зевке, и последним огненным выдохом уничтожил все живое на много-много дней пути перед собой. Да так и почил – на то, чтобы сомкнуть оскаленную пасть, времени жизни ему недостало. И земля приняла Великого зверя, и окаменела чешуя его, и стали островерхими скалами гребни его. И пришли люди, и поселились близ крыльев и хвоста его. А на выжженной земле – по ту сторону дракона – ничего человеческого не осталось. Трупные яды, сочившиеся из навсегда разверстой пасти, убили в той земле Жизнь и Свет. Так появилась Тухлая Топь, не могущая порождать из недр своих ничего, кроме ползучих гадов, поганых грибов, кривых черных деревец с колючими ветвями и узкими, как змеиные языки, листьями… Да еще – Темных тварей…
Так ли было на самом деле или как-то по-другому, вряд ли теперь кто-то скажет… Доподлинно известно одно: когда расплодились Темные в Тухлой Топи сверх всякой меры, вошли они в земли людей через глубокое ущелье, и впрямь чем-то напоминающее драконью пасть. И бились люди и твари, и длилась война эта до тех пор, пока не закрыли люди Пасть железом, закаленным магией Света. И не воздвигли над Пастью замок Утренняя Звезда – надежный запор на границе с Тухлой Топью…
Выпавший ночью снег осветил уступы Драконьей гряды – они засияли новорожденной белизной, будто укрытые свежими простынями. И от этой свежести, пропитывавшей воздух, холод не ощущался чем-то неприятным, наоборот: бодрил, веселил. Так и хотелось скинуть обувь, пробежаться по снегу босиком.
Впрочем… таковое желание враз отпало у кого бы то ни было при виде входа в Пасть, непроглядно черным пятном зиявшую понизу заснеженных уступов. Очень уж зловеще смотрелась Пасть. Очень уж глубок был ее мрак, очень уж опасно посверкивали могучие – в обхват взрослого! – прутья громадной решетки, закрывающей ее. Да и вряд ли люди, оказавшиеся этим утром у Пасти, были в настроении совершать подобные детски легкомысленные поступки…
Мартин Ухорез, лязгнув кандалами, почесал давным-давно не бритый подбородок, сплюнул в снег.
– Лучше бы просто вздернули вчера… – раздался за его спиной угрюмый голос, – да и дело с концом. Говорили же, что прямо на празднике нас… того… Нет, тянут! Муку помучительней выдумывают.
– Радуйся, Стю Одноглазый, – не поворачиваясь, проговорил Мартин. – Еще денек пожил, первый снег вот увидел. Все помирать поприятнее будет.
– Помирать в любой день невесело, – откликнулся на голос Ухореза не Стю, а Тони Бельмо, поставленный в колонне закованных разбойников сразу за Одноглазым. – Только когда тебя в одну минуту придушат – это одно дело. А Темным тварям на съедение идти – совершенно другое…
– Будет Темным сегодня знатный обед! – высказался и Цыпа Рви-Пополам, помещавшийся между Тони и Лютым Рамси. – Нас шестеро, да вон еще… который в повозке.
Мартин мельком глянул в сторону повозки, наглухо задрапированной черной тканью, окруженной ратниками. Снова сплюнул и проговорил:
– Видать, благородный какой-то в немилость графу угодил. Вот же ж гадство! Даже и на смерть благородные не как простые смертные – не пешком идут. На повозочке, мать их… С комфортом.
– Ну-ка, рот закрой! – гавкнул на него стражник. – А то!..
– Что – а то? – огрызнулся Ухорез. – Что ты мне сделаешь, говнюк? Пинка дашь? Мне жить осталось – хрен да маленько! Не страшно…
– Поднима-ай! – заорал, задрав голову к башне с высеченным в скале основанием, капитан стражи.
Заскрипело, заухало, загремело… И поползла вверх чудовищная решетка ворот. И разбойники, и стражники замолчали, замерли – уж очень жутко это выглядело. Будто Пасть была и вправду пасть… Жадно распахивающаяся, поднимающая зазубренные прутья-зубы, чтобы впустить в себя жертв, чтобы потом сомкнуть чудовищные челюсти за ними. И сразу как будто сумрачно стало вокруг, сразу как будто потемнел свежий, только что выпавший снег.
– Пошли-и-и!.. – протяжно скомандовал капитан.
И они пошли, колонна обреченных на смерть преступников. И тронулась за ними, скрипнув колесами, повозка. И скрип колес, и стук сапог, и звон
