Так не строят!

– Послушивай! – затянул караульный на башне. – Послушивай! – отозвался ему другой.

За спиной послышались чьи-то мягкие шаги.

«О, вот и ратнинские! Десятник тех парней – воинских учеников, что обоз с бабами охраняли, как его, Веденя. Странно, они там, в Ратном, всех христианскими именами зовут, а тут не поймёшь, то ли родовое, то ли прозвище… А он повеселел, по первости-то, как только в крепость въехал, рожа у него была – краше в домовину кладут… Что ему Филимон сказал, интересно?»

– Не спится, десятник? – Старшине внезапно захотелось поговорить.

– Не спится, дядька Сучок, – отрок от уважительного «десятник» несколько смутился.

– Вот и мне… – Плотницкий старшина сглотнул. – Что там в Ратном?

– К бою готовятся. Все, – парень дёрнул щекой. – И сотня, и ваши – михайловские, и погостные, даже бабы с детишками! Ероха со своими глуздырями и тот!..

– А тебя с десятком сюда?

«И чего я с ним, как с равным? А, да пошло оно всё! Хочу и говорю! Может, нам вместе ратиться, а железо всех равняет…»

– Да… – отрок тронул рукоять кинжала, – сюда… Некому, говорят, больше – мы уже в бою побывали, но всё равно обидно! Бабы остались, а мы! Дядька Филимон говорил, что мы уже сами воевать способны, а михайловским присмотр нужен… Лестно, да всё равно на душе погано – батька у меня там, мать, сёстры…

– Вот и я здесь, а не там! – Сучок вздохнул. – Наши воевать пошли, а меня не пустили. Говорят – здесь нужен! Будь моя воля – тоже бы в Ратном был!

Со стороны девичьих светёлок раздался полный муки крик роженицы. Среди беженок баб на сносях оказался чуть не десяток, и всем, то ли от тряской дороги, то ли от выпавших на их долю переживаний приспичило рожать прямо сейчас. Сучок и Веденя переглянулись. Плотницкий старшина заметил, что парень слегка побледнел.

– Да что ж оно… – начал было Веденя, но закончить фразу не успел.

– Чего раскудахтались, десятники? – Филимон появился неожиданно. – Одного не пустили, другого услали! Бабы и то лучше вас службу понимают! Ещё слезу пустите тут оба! Старый да малый – слушать противно!

Крепко побитый жизнью плотницкий старшина и только вступающий в жизнь парень вытянулись в струнку и с недоумением взирали на старого воина, пытаясь понять, что же так разгневало спокойного и выдержанного наставника? Подумаешь, о наболевшем заговорили да на жизнь друг другу пожаловались – что тут такого? Может, завтра бой, а в бою всяко бывает, так почему бы и не облегчить душу?

– Вижу, зря я перед вами козликом скакал, не поняли вы не хрена, – отставной полусотник в сердцах сплюнул через бойницу. – Ну так внимайте – самыми простыми словами расскажу! Слышите меня?

– Так точно, господин наставник! Да, дядька Филимон! – два возгласа слились в один.

– Говорите «была б ваша воля»? – Старый воин пристально посмотрел в глаза сначала Сучку, потом Ведене. – Ладно, ты, парень, молод ещё, а ты, Кондрат, мог и догадаться… Нет её больше, вашей воли! И у меня нет, и у десятников, и у сотников. Да и у князей с воеводами тоже. Как на воинскую стезю встал, всё – не принадлежишь ты себе больше! Только так! Иначе не стоять войску! Когда люди воинские по своим хотелкам поступать станут, то всем смерть! Поняли меня?!

– Вроде бы… – неуверенно отозвался плотницкий старшина.

– А ты, Веденя? – отставной десятник ткнул пальцем в сторону отрока.

– К-кажется, дядька Филимон, – парню явно хотелось что-то спросить.

«Вот тебе и свобода воли! Гаркун бы послушал сейчас… По доброй воле от воли отказаться и себе не принадлежать! И ведь все сами в этот хомут лезут – не удержишь… Даже Веденя этот… Его на смерть не пустили, а он от этого как в воду опущенный. Во как! А ты-то сам, Кондрат? И ведь уже назад пятками не согласишься!

Это что ж получается, ети его? Я теперь по доброй воле с ними? Ну, себе не принадлежу – понятно, а кому? Лису, Корнею? А они?»

– Вроде бы! – передразнил Филимон. – Только начинаете ещё! Вижу, спросить хотите? Так давайте, не мнитесь, как девка по первому разу на сеновале!

– Филимон, а кто всеми нами владеет-то? Вот от него, – Сучок кивнул в сторону воинского ученика, – до воеводы Корнея и князя?

– Служба, Кондрат, воинская стезя и честь! – голос ветерана звучал торжественно. – Товарищество боевое! Мы землю храним, собой её закрываем, оттого над судьбой своей не властны. Привыкай, теперь и ты с нами!

– Вот оно как… – ни к кому не обращаясь, пробормотал Веденя. – Дядька Лука о том же толковал…

– Да, так! Пока в землю не ляжешь! – в негромком голосе наставника послышались отзвуки Перунова грома.

Плотницкий старшина и десятник воинских учеников согласно кивнули.