безрукому, никогда так не наточить! А! Я! Тебе! Что! Говорил?! Каждый! Плотник! Сам! Сам! – Всякое слово мастера сопровождалось повизгиванием подмастерья, ибо Сучок для закрепления материала не забывал от души крутить Швырково ухо.
– А-а-а-а, дядька Сучок! – Швырок понял, что ухо надо спасать. – Твоя правда! Не сделать мне так! Вот я и, ой, помощь себе нашёл! Для дела же! Отпусти-и!
– Кто точил? – Сучок выпустил ухо.
– Кузнечик, – Швырок осторожно ощупал вдвое распухшую часть тела, – он на это дело мастер – всякий инструмент точить! Всем точит!
– Да ну! Болтали про него, но откуда? – Плотницкий старшина ещё раз глянул на заточку. – Точно он?
– Вот те крест, дядька Кондратий! – Парень размашисто перекрестился и шмыгнул носом.
– Нда-а, а ты с ним как сошёлся? Только не ври!
– Вот те крест, дядька! Я у него украшенья всякие бабьи научиться делать хотел!
– Чего-о-о-о?! Ты?! Научиться?! – Сучок снова начал надвигаться на племянника.
– Ей-ей, дядька, не вру! – Швырок опять отскочил на безопасное расстояние. – Чем хошь побожусь! Хошь, землю есть стану! Надо мне научиться!
– Сдалось мне потом ту землю из зада твоего выковыривать! – бросил Сучок, но всё же остановился. – Зачем надо-то? И почему у него? Он что, златокузнец, сопляк этот?
– А ты что, не слыхал, дядька? – Швырок вытаращил глаза. – Вся крепость знает!
– Чего знает?
– Да он Аньке – сестре Лиса, та-а-акие серёжки сделал! И ещё Любаве-малявке – что твои снежинки! А потом вовсе бабочку серебряную сработал – того гляди улетит, как живая!
– Ну да, болтали, а тебе-то что? – Дядя пристально посмотрел на племянника.
– Дык, Глашке, подарить… – замялся Швырок, – она эта…
– Не даёт? – Сучок блудливо ухмыльнулся.
– Хуже, дядька Кондратий! – парень тяжело вздохнул и повесил голову.
– Это как хуже-то? – Сучка разговор начал уже забавлять.
– Кузнечик этот помог! – затараторил вдруг Швырок. – Он вообще такой – секретов не держит! Чего знает – всему учит! Вот и мне помог и учить начал!
– О как! – только крякнул плотницкий старшина. – И чего?
– Помнишь, ты меня наказал? Ну, велел капы[34] да брёвна свилевые[35] на плашки распускать?
– Ну, помню! Не тяни тут за яйца! – Сучок снова начал закипать.
– Ну так он мимо шёл, – подмастерье шмыгнул носом.
– Да рожай наконец, едрит тебя долотом! – плотницкий старшина от избытка чувств хлопнул себя по бедру.
– А он и говорит: пила, мол, у тебя плохо режет.
– Во! Малец, а всё про тебя понял! – хохотнул внезапно остывший Сучок. – Небось и вправду пила тупее башки твоей была. Или задницы…
– Дядька Сучок! Точёная она была! Как ты сам учил! – от возмущения Швырок аж подпрыгнул.
– А коль точёная, так чего ж ты, шпынь ненадобный, такое поношение стерпел?!
– А я и не стерпел, дядька! – парень выкатил грудь колесом. – Я ему эдак хитро сказал: «Раз ты такой мастер, так покажи мне, как пилу точить надо!»
– А он чего?
– А он говорит: «Пошли», – Швырок виновато развёл руками. – Ну, я и пошёл.
– Ты что ж, стерво в поршнях, свой инструмент кому попало? Да я тебя! – вновь вызверился плотницкий старшина.
– Дядька Сучок, да я не свой поначалу! В кузне совсем тупую нашли – он её сперва!
– Тогда ладно, – расслабился мастер, – дальше сказывай!
– А чего сказывать, – потупился подмастерье, – взял я ту пилу, а она дерево как масло режет… Ну я и пристал к нему, мол, научи да подсоби.
– А он чего? Что из тебя всё как клещами тянуть надо?
– А он взял и наточил! И показал кой-чего, – Швырок опять шмыгнул носом. – Это, оказывается, для него капы-то на плашки распускать надо было, чтобы, значит, по дереву резать. Ну, мы вдвоём всё мигом и того!
– Вот лентяй хитрый, в рот те дышло! – беззлобно выругался Сучок. – Чего дальше-то?
– А дальше слово за слово я его про серьги эти спросил.
– И чего?
