Как и все остальные в Шайенне, парикмахер обращался с Джонсоном уважительно. Не потому, что тот был богат – никто в Шайенне об этом не знал; скорее из-за его манер, из-за того, как тот держался. Сам того не желая, Джонсон выглядел человеком, способным пристрелить другого – потому что теперь он уже это делал.
– Сэр? Как вам? – снова спросил парикмахер.
Джонсон не знал. В конце концов он сказал:
– Очень нравится.
Он повел Эмили ужинать в лучший ресторан в городе. Они угощались устрицами из Калифорнии, вином из Франции и poulet a l’estragon[62]. Джонсон заметил, что Эмили узнала марку вина.
После ужина они пошли под руку по улицам города. Джонсон помнил, каким опасным казался ему Шайенн, когда он посетил его в прошлый раз. Теперь город выглядел сонным маленьким железнодорожным узлом, населенным невесть что из себя изображающими хвастунами и картежниками. Даже самые грубые с виду жители делали шаг в сторону по дощатой мостовой, когда Джонсон проходил мимо.
– Они видят, что у тебя пистолет, – сказала Эмили, – и что ты умеешь им пользоваться.
Довольный, Джонсон рано отвел Эмили обратно в гостиницу, в постель.
Они оставались там большую часть следующего дня. Он замечательно провел время, и она тоже.
– Куда ты отправишься теперь? – спросила она на третий день.
– Обратно в Филадельфию, – ответил Джонсон.
– Я никогда не была в Филадельфии, – сказала Эмили.
– Тебе там понравится, – ответил он, улыбаясь.
Она радостно улыбнулась в ответ:
– Ты и вправду хочешь, чтобы я поехала?
– Конечно.
– Действительно?
– Не глупи.
Но Джонсон начал чувствовать, что она всегда на шаг опережает его. Она, похоже, знала отель лучше, чем он ожидал, и с непринужденной фамильярностью общалась с человеком за конторкой и официантами в столовой. Некоторые как будто даже ее узнали. А когда они с Эмили прогуливались по улицам и рассматривали витрины, она легко распознавала восточную моду.
– Думаю, вот это очень хорошенькое.
– Здесь оно кажется неуместным… Не то чтобы я был экспертом в таких делах.
– Ну, девушкам с Востока нравится знать, что сейчас в моде.
Позже у него появилась причина поразмыслить над этим ее заявлением.
Пройдя несколько шагов по деревянному тротуару, Эмили спросила:
– Какая она, твоя мать?
Джонсон давно уже не думал о матери. Сама мысль о ней была своего рода потрясением.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я просто думала, как мы с ней встретимся.
– Что ты имеешь в виду?
– Понравлюсь ли я ей.
– О, конечно!
– Ты думаешь, я ей понравлюсь, Билл?
– Очень понравишься, – ответил Джонсон.
– Ты говоришь не слишком уверенно. – Она очаровательно надулась.
– Не глупи!
Он сжал ее руку.
– Давай вернемся обратно в отель, – сказала она. И быстро лизнула его в ухо.
– Прекрати, Эмили.
– А что такое? Я думала, тебе это нравится.
– Нравится, но не здесь. Не на людях.
– Почему? Никто на нас не смотрит.
– Знаю, но так поступать не годится.
