учить разговаривать, и добавила со смехом: «Но мой укор переживет меня».
«Р-р-ра-а-а… – сказал попугай и переступил на жердочке лапками. – Р-р-ра-а-а…»
От всех Сашиных движений исходил такой дух приютности и незнакомого счастья, что Андрею хотелось завыть.
– Ты что? – спросила Саша.
– Я – ничего.
Глаза ее замерли на нем внимательно и нежно и никуда не собирались улетать. Веки подрагивали как связанные крылья.
– Ну, только не хмурься. Ну, пожалуйста, – попросила она. Он улыбнулся в ответ вымученной философской улыбкой.
– Знаешь. Чем он отличается от тебя? – сказала вдруг Саша, помрачнев. – Он никогда вот так не улыбается. И мы никогда с ним не выясняем отношения.
Андрей молчал.
– Еще, – попросил он.
– Он очень остроумный. Все помирают со смеху, когда он острит. И очень хороший инженер. Знает четыре языка, – добавила Саша, помолчав.
«Дались им всем эти языки!» – подумал Андрей с раздражением.
– Он – добрый, – сказала Саша. И Андрею показалось, что она уговаривает себя.
– Ты только не думай, что я его идеализирую, – сказала Саша. – Я его всяким видела – и больным, и жестоким. Но он любит меня. Ему ничего для меня не жалко. И вообще – без меня он пропадет.
– А я? – спросил Андрей.
– Андрюшка, ты за столько лет без меня не пропал. А теперь уж совсем немного осталось. Скоро нам будет уже и вовсе безопасно с тобой встречаться. Вот умора.
– Я люблю тебя, люблю, люблю, – заговорил Андрей. – Я не могу без тебя.
– Ну, все, не надо об этом. Ладно? – попросила она. – Ты и сам не знаешь – любишь ли. Ты просто устал. Тебе захотелось семью.
– Мне не нужна семья, – застонал он.
– Ну вот видишь… А мне нужна.
– Тогда и мне нужна.
– Тебе не нужна. Ты ведь давно женат на книгах. Тебе с ними хорошо.
– А ты злая, – сказал Андрей задумчиво.
– Прости. И хватит. Ну что мы сейчас об этом! Я пластинку поставлю. Пойдем.
Саша поставила пластинку, потом принялась поднимать его за руки с кресла:
– Танцевать, танцевать…
– Я не напоминаю тебе подружку, с которой можно уютно поговорить о разных разностях? – спросил Андрей. – Поделиться, как вы говорите.
– Андрюшка! Обиделся! Ну что ты, Андрюшка! Ты же… как это?… ты же мой кореш. Мы кореши с тобой, Андрюшка. С кем же я еще так могу поговорить, милый ты мой.
– Но я люблю тебя.
– Я знаю.
– Да не так…
– Знаю, знаю! Молчи! – Она дрожащей рукой зажала ему рот. – Мы обязательно поедем в Томашов, – шепнула Саша. – И собаку купим. Как это здорово, что ты меня нашел!
– Я не уйду от тебя.
– Не уходи.
– Я не сейчас, я вообще не уйду.
– Ну не надо же об этом. Все уладится. Глупый.
Пластинка кончилась. Подскочил, щелкнув, звукосниматель.
– Я пойду умоюсь, – сказала Саша.
Немой попугай из кухни произнес свое: «Р-р-ра-а-а» Он передразнил его, прогнусавив: «Р-р-ра-а-а».
– Не дразнись. Не будь злым, – сказала Саша, запираясь в ванной.
Он лег и взял с торшера «Праздник, который всегда с тобой». Он любил эту книгу, которую читал давно. Хотя ему и казалось, что автор мог бы быть добрее к тем, о ком писал.
На первой же фразе он задержался. Андрей не помнил ее. «А потом погода испортилась», – прочитал он. Странное это начало навеяло тревогу, хотя он и знал, что за ним последуют прекрасные описания бедной, но счастливой жизни в Париже, о любви к Хедли Ричардсон – первой жене писателя. Но эта
