– Здесь еще суицид, или парасуицид – для вас, – сказал я ему, поддразнивая. – Дочь одного из моих пациентов пыталась повеситься в ванной сегодня утром.
–
– Что ж, юная леди, что это я услышал о вас? – спросил я, когда мы вошли в спальню Грейс Уивер через несколько минут. – Зачем это вам было умирать?
– Я… я не знаю, что заставило меня это сделать, доктор, – отвечала с улыбкой девушка. – Я не думала об этом… раньше. Но я только помню, что о чем-то размышляла прошлой ночью, и когда я сегодня утром вошла в ванную, услышала в моей голове сиплый голос, вроде того, когда у тебя простуда, – вы знаете, – казалось, он шептал: «Давай, убей себя; тебе незачем жить. Давай, сделай это!» Поэтому я просто встала на лесенку, взяла шнур из своего халата, привязала его к балке, затем завязала другой конец на шее. Затем я отбросила лесенку и… – она слегка улыбнулась, – я рада, что не закрыла дверь, когда сделала это, – призналась она.
Де Гранден смотрел на нее с любопытством, не мигая, на протяжении всего ее рассказа. Когда она закончила, он наклонился вперед и спросил:
– Этот голос, что вы слышали, который предлагал вам совершить непростительный грех, мадемуазель, – вы, возможно, узнали его?
Девушка вздрогнула.
– Нет! – ответила она, но внезапная бледность на лице и дрожь губ выдали ее ложь.
–
Черты девушки приняли унылое, упрямое выражение, которое через мгновение сменилось мышечным спазмом, предвещавшим плач.
– Он… он звучал как голос Фанни, – выкрикнула она и, повернувшись лицом к подушке, горько зарыдала.
– А Фанни, кто она? – начал было де Гранден, но миссис Уивер умоляющим жестом заставила его замолчать.
Я назначил слабый бромид и оставил пациентку, удивляясь, какой сумасшедший импульс мог подтолкнуть девушку, почти молодую женщину, счастливо живущую в доме родителей, которые ее боготворили, привлекательную для прекрасных молодых людей, без всяких телесных или духовных изъянов, к попытке расстаться с жизнью.
Снаружи де Гранден схватил мать за руку и свирепо прошептал:
– Кто эта Фанни, мадам Уивер? Поверьте мне, я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому, что ищу жизненно важную информацию!
– Фанни Бриггс была приятельницей Грейс два года назад, – ответила миссис Уивер. – Мы с мужем никогда не одобряли эту дружбу, поскольку она была на несколько лет старше Грейс и имела очень ярко выраженные современные идеи. Так что мы не думали, что она подходящая компаньонка для нашей дочери. Но вы знаете девочек с их «увлечениями»… Чем больше мы возражали против того, чтобы она ходила с Фанни, тем больше она искала ее компании, – но мы оба забыли об этом, когда Бриггс утонула во время купания в парке Асбери. Не хотелось бы так говорить, но для нас было явным облегчением узнать об этом. Сначала Грейс была совсем разбита, но этим летом она встретила Чарли, и я не слышала ее имени – имени Фанни – с момента ее помолвки до сих пор.
– О? – де Гранден задумчиво подергал кончик усов. – И, возможно, прошлым вечером мадемуазель Грейс что-то должно было напомнить о мадемуазель Фанни?
– Нет, – ответила миссис Уивер. – Она пошла с толпой молодежи слушать проповедь Мунди. В молельном доме было большое собрание, – боюсь, они пошли скорее ради веселья, чем по религиозным соображениям, – но он произвел очень хорошее впечатление на Грейс, как она нам сказала.
–
– Троубридж, друг мой, – сказал он мне, когда мы спускались с портика Уиверов, – у этого дела есть
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
–
Номер преподобного Эверарда Мунди в отеле «Тремонт» было найти нетрудно: постоянный поток посетителей шел туда и обратно.
– У вас назначена встреча с мистером Мунди? – спросил секретарь, когда мы были приглашены в прихожую.
– Нет, – отвечал де Гранден. – Но если вы будете так любезны сообщить ему, что доктор Жюль де Гранден из парижской
Молодой человек засомневался, но настойчивый кошачий взгляд де Грандена не дрогнул, и он, наконец, поднялся и передал наше сообщение своему работодателю. Через несколько минут он вернулся и провел нас в большую комнату, где проповедник принимал своих посетителей за широким п-образным