на стол докторский чемоданчик и разворачивая белый халат.
– Но вы же не можете надеяться получить какую-либо информацию от детей! – возразил суперинтендант. – Я думал, вы просто собираетесь воспользоваться осмотром как предлогом. Мы с миссис Мартиной опросили каждого из них очень тщательно, и я уверяю вас, что вы абсолютно ничего не получите, занимаясь этим снова. Кроме того, некоторые из них стали довольно нервными, и вы же не хотите, чтобы их головки были наполнены неприятными размышлениями. Я думаю, было бы намного лучше, если бы мать Мартина или я присутствовали, пока детей обследуют. Знаете, это придаст им большую уверенность…
– Мсье, – очень ровным равнодушным голосом произнес де Гранден, что предвещало один из его диких всплесков гнева, – делайте так, как я приказываю. Иначе… – он сделал паузу и начал снимать докторский халат.
– О, ни в коем случае, мой дорогой сэр, – поспешил его заверить суперинтендант. – Нет-нет, я бы не хотел, чтобы вы думали, будто я пытаюсь создать вам трудности. О нет, я только подумал…
– Мсье, – повторил маленький француз, – с этого момента, пока мы не завершим дело, я делаю так, как сказал. Вы любезно приглашаете детей ко мне, по одному.
Видеть элегантного маленького ученого среди детей было для меня откровением. Всегда с любезной речью с привкусом иронии, с пронзительным остроумием, тонким, как бритва, и царапающим, как шипы, де Гранден, казалось, должен был быть последним, собирающим информацию у детей, и без того робких в присутствии врача. Но его улыбка становилась все ярче и ярче, его юмор становился все лучше, когда дети друг за другом входили в кабинет, отвечали на несколько, казалось бы, простых вопросов и выходили из комнаты. Наконец, вошла маленькая девочка в возрасте четырех-пяти лет, перебирая в смущении пухлыми пальчиками подол синего платьица.
– Ах, – пробормотал де Гранден, – вот от кого мы получим что-то ценное, друг мой, или я совсем уж не догадлив.
Его «капустная головка» ответила ему улыбкой, но немного недоверчивой.
– Доктор Гранден не навредит Бетси? – спросила она, наполовину с уверенностью, наполовину со страхом.
–
Из кармана халата он достал коробочку конфет и засунул их в ее пухлую руку.
– Кушай, моя луковка!
С охотой девочка начала жевать сладости, глядя на своего нового друга широкими, удивленными глазами.
– Они сказали, что ты сделаешь мне больно, что ты отрежешь мой язычок ножиком, если я поговорю с тобой, – сообщила она, затем сделала паузу, чтобы положить в рот еще одну шоколадку.
–
Он замолчал, повернулся и пересек кабинет в три длинных кошачьих прыжка. У входа он остановился, затем схватил ручку и резко открыл дверь.
На пороге, явно удивленный, стоял мистер Джервэйз.
– Ах, мсье, – в голосе де Грандена слышались грубые нотки, когда он смотрел прямо в глаза суперинтенданту, – вы, должно быть, ищете что-то? Да?
– М-м… да, – мягко кашлянул Джервэйз, опустив глаза под пылающим взглядом француза. – Э-э-э… видите ли, сегодня утром я оставил свой карандаш здесь, и я подумал, что вы не будете против, если я приду за ним. Я просто собирался постучать, когда…
– Когда я избавил вас от этого труда,
Он сунул инструменты в руки удивленного суперинтенданта, затем повернулся ко мне. Блеск его голубых глазок и яркий цвет обычно бледных щек показывали его едва сдерживаемую ярость.
– Троубридж,
После этого я оставался на страже перед кабинетом, а дети друг за другом заходили, недолго разговаривали с де Гранденом и выходили.
– Ну как, обнаружили что-нибудь? – спросил я, когда экзамен, наконец, закончился.
Де Гранден задумчиво пригладил свои усики.
– Гм. И да, и нет. С детьми нежного возраста, как вы знаете, демаркационная линия между воспоминанием и воображением не слишком четко нарисована. Старшие не могли мне ничего сказать; младшие рассказывают историю о «белой даме», – и если она ночью посещала приют, кто-то исчезал. Но что это значит? Кто-то из прислуги делал ночной обход? Может быть, занавеска на окне колыхалась от ночного ветерка? Возможно, основанием служило детское воображение, подхваченное и преувеличенное другими малышами. Я боюсь, что пока мы мало что можем сделать. Между тем, – оживился он, –