Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– Постойте, вы ошибаетесь! – возразил я. – Это зашло слишком далеко. Если вы будете продолжать в том же духе, я покажу вам…

– Троубридж, mon vieux, что это? Что произвело сигналы тревоги? – Жюль де Гранден, в тонком розовом халате поверх сиреневой пижамы, в туфлях фиолетовой змеиной кожи на женственно маленьких ногах, вошел на цыпочках в комнату. Его голубые глаза глядели с удивлением и любопытством. – Я подумал, мне послышалось, что кто-то громко звонит, – продолжал он, переведя глаза с гостя на меня и тут же обратно. – Кто-то умирает и нуждается в нашей помощи перейти в лучший мир, или…

– Похоже, некий пьяный молодой глупец пытается разыграть нас, – мрачно сказал я, сурово глядя на юношу, усевшегося в кресло возле моего стола. – Полагаю, у меня хватит ума назначить ему четыре унции касторового масла и посмотреть, как он это воспримет!

Де Гранден взглянул на молодого человека своим спокойным, невозмутимым взглядом, и затем произнес:

– Что вас напугало, mon brave? – спросил он чересчур осторожно, как мне показалось. – Parbleu, но вы выглядите так, будто играли в пятнашки с самим сатаной!

– Будто… будто… – неуверенно пробормотал юноша. – Говорю вам, он прыгнул на меня, когда я прошел мимо входа в парк, это было за сотню ярдов от вашего дома!

– Гм… – француз задумчиво подкрутил кончики своих маленьких усиков. – И что было за «это», которое преследовало вас?

– Я не знаю, – ответил тот. – Я шел домой с танцев из Сигма-Дельта-Тау-Хауз, – вы знаете, где это, – и остановился у Монумента Победы, чтобы прикурить, когда некто – черт меня побери, если я знаю, кто это был, – выскочил из кустов и попытался схватить меня за горло. Он промахнулся всего лишь на пару дюймов, вместо этого схватив мою шляпу; а я не стал терять времени, чтобы понять, что будет дальше. Я пустился наутек и вспомнил, что доктор Троубридж живет в этом квартале, и что он, скорее всего, будет в это время у себя. Я поднялся по ступенькам и стучал в дверь, пока он меня не впустил. Вы позволите мне остаться здесь на ночь? – закончил он умоляюще. – Я – племянник Генри Ратлиффа, вы его знаете, – и, если честно, доктор, я боюсь снова выйти на эту улицу до рассвета.

– Хм, – пробормотал я, выслушав речь молодого дурака. Он не выглядел дурным юношей – совсем наоборот, – и я вполне мог себе представить, что он достаточно привлекателен, будь его одежда в лучшем состоянии, а голова не затуманена дурацким спиртным. – Сколько вы сегодня выпили, молодой человек?

– Две рюмки, сэр, – быстро ответил он, глядя мне прямо в глаза, и, хотя моя интуиция подсказала мне, что он лгал, но как свидетель в слушаниях комитета сената, я ему поверил.

– Я думаю, вы чертов глупец, – сказал я более откровенно, чем любезно. – Вероятно, вы настолько проспиртовались, что испугались собственной тени у ворот парка, и попытались избавиться от нее, пробежав четыре квартала. Утром вам будет очень стыдно. Но у меня найдется запасная кровать, и вы проспитесь здесь, как в каком-то полицейском участке, полагаю.

– Благодарю вас, сэр, – ответил он смиренно. – Я не обвиняю вас в том, что вы думаете, что у меня пьяный психоз – я знаю, что моя история звучит безумно, – но я говорю вам правду. Что-то наскочило на меня, и ему почти удалось схватить меня за горло. Это было не просто воображение, и не выпивка… но, боже мой, посмотрите!

Восклицание закончилось пронзительным крещендо, и парень наполовину спрыгнул с кресла, указывая дрожащим указательным пальцем в маленькое окошко над смотровым столом, а затем откинулся назад, словно избитый, его руки опустились, а голова пьяно поникла на грудь.

Мы с де Гранденом повернулись к окну.

– Боже мой! – воскликнул я, приглядевшись к ночной тьме.

– Grand Dieu – c’est le diable en personne![274] – вскрикнул маленький француз.

То, что вглядывалось в тускло освещенную комнату, выглядело так, что могло бросить в дрожь бронзовую статую. Это было длинное лицо трупа, казавшееся черным из-за темного оттенка старой, плохо вымоченной сыромятной кожи, жилистое, как голова смерти, и покрытое множеством крошечных горизонтальных морщин. Плоские, кожаные губы обнажали ряд сломанных обесцвеченных зубов, которые напомнили мне о жестокой зубной боли акулы, а костлявая шероховатая шея была едва толще, чем мужское запястье. На голом черном черепе висел единственный пучок грубых свалявшихся волос. Но самым ужасным на этом лице были не губы, не щеки и не лоб, а круглые глаза, почти вывалившиеся из глазниц. Маленькие, как у крысы, с неподвижным взглядом, они были похожи в своей злобе на глаза ядовитого паука, ожидающего возможности наброситься на добычу. Возможно, это был эффект от лампы, но мне казалось, что эти глаза сияют дьявольским светом, поскольку они смотрели на нас слишком серьезно.

– Боже мой, что это? – выдохнул я, покосившись на моего собеседника, но при этом глядя в проклятые, гипнотические глаза, которые смотрели на меня через оконное стекло.

– Бог знает, – ответил де Гранден, – но, клянусь брюхом кита Ионы, мы увидим, устоит ли он против пули и пороха!

Вытащив из кармана халата миниатюрный пистолет, он прицелился и нажал на курок. Семь-восемь выстрелов раздались так быстро, что последний казался не более чем эхом первого; стекло окна было пробито как сито, на участке в три квадратных дюйма; и острый, едкий запах пороха ударил мне в ноздри.

– За мной, друг мой Троубридж! – крикнул де Гранден, отбросив пустой пистолет, и рванул через дверь, по коридору и на крыльцо. – Barbe