– О, я просто увидел его на Пятой авеню. У меня была встреча на Пятьдесят девятой улице, потом я свернул и видел, как он уезжал с Плаза. Он был с какими-то дамами…
– Не сомневаюсь, – сухо ответил де Гранден. – Что-нибудь особенное заметили?
– Не могу сказать, что особенное – но, мне показалось, он выглядел старше, чем тогда, у госпожи Норман.
– Вот как? – насторожился француз. – Старше, да?
– Что? – спросил я, но он отвернулся, пожимая плечами.
– Тьфу! – в раздражении воскликнул он. – Друг мой Троубридж, видимо, Жюль де Гранден – глупец, ничего не понимающий в жизни!
Я был знаком с маленьким французом достаточно давно, и знал, что он капризен как примадонна, но сейчас его бессвязные замечания действовали мне на нервы.
– Послушайте, де Гранден, – начал я, – вся это ерунда…
Внезапный пронзительный звонок телефона не дал мне закончить.
– Доктор Троубридж, – услышал я возбужденный голос, – пожалуйста, вы можете приехать ко мне прямо сейчас? Это говорит госпожа Норман…
– Конечно! Что случилось, кто болен?
– Это… это – Гай Экхарт, у него обморок… И мы не можем привести его в чувство…
– Хорошо, мы с доктором де Гранденом вскоре будем!.. Собирайтесь, де Гранден! – крикнул я, надевая шляпу и пальто. – Один из гостей госпожи Норман заболел, я обещал, что мы приедем!
–
– Мужчина, – ответил я, – Гай Экхарт.
– Мужчина… – недоверчиво отозвался он. – Вы сказали, мужчина? Нет, нет, друг мой, это невероятно!
– Вероятно, или нет, – возразил я резко, – но госпожа Норман говорит, что он в обмороке, и я не сомневаюсь в ее словах.
–
– Конечно же, нет, – с чувством согласился я, заводя мотор.
Молодой Экхарт уже пришел в себя, но был похож на человека, только что избавившегося от долгой лихорадки. Попытки расспросить его оставались безответными: он говорил замедленно, почти бессвязно, и, казалось, понятия не имел о причине своей болезни. Госпожа Норман внесла некоторую ясность.
– Мой сын Фердинанд нашел его лежащим на полу ванной под душем, с открытым окном, как раз перед обедом, – объяснила она. – Он был без сознания, и пришел в себя только несколько минут назад.
– О, что это такое? – невнятно пробормотал де Гранден, быстро осмотрев пациента. – Друг мой Троубридж, – он подозвал меня к окну, – что вы скажете об этих симптомах: вялый, но учащенный пульс, трепещущее сердце, воспаленные глаза, горячая, сухая кожа и покрасневшее, беспокойное лицо?
– Похоже на артериальную кровопотерю, – сразу ответил я. – Но нет никаких следов крови ни на полу, ни на одежде. Вы все проверили?
– Абсолютно, – ответил он с энергичным поклоном. И обратился к молодому человеку:
– А теперь,
Он быстро обследовал лицо парня, голову, горло, запястья и щиколотки, не пропуская ничего, даже булавочного укола, не говоря уже о ране, могущей спровоцировать обморок.
–
Он отвернул воротник пижамы юноши скорее по наитию: кровавая ранка оказалась ключом к разгадке болезни. На белой груди молодого человека слева остался след, будто от присоски, а посередине – двойной ряд крошечных проколов, чуть больше иголочных, окаймленных дугами, словно парой круглых скобок.
– Вы видите? – спросил он так, будто странное пятно объяснило все.
– Но он не мог потерять кровь через это, – возразил я. – Он кажется совсем обескровленным, а через эти ранки мог вытечь едва ли кубик крови.
Де Гранден кивнул.
– Кровь не совсем коллоидна, друг мой. Она может поступать через ткань, особенно при определенном усилии.
– Или при сильном высасывании… – начал я, и он тут же перебил меня:
– О, вы сказали это, друг мой! Высасывание – верное слово!
– Но что могло так высосать кровь из человека? – я почти что впал в ступор.
– Действительно, что? – серьезно переспросил он. – Это мы и должны выяснить. Сейчас же мы здесь в качестве медиков. Инъекция морфия в четверть кубика, думаю. Распорядитесь – у меня нет лицензии в Америке.