Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Абсурд? Возможно. Английские коллеги назвали бы это «чертовским нонсенсом», прочитав такое в отчете; американцы вообще бы не сочли нужным прочесть такую ерунду. Однако за шестьсот лет никто не зафиксировал смерти барона Чучрона: когда барон старел, на смену ему приходил пожилой барон Чучрон, и при этом никто не знал, где погребен старый барон…

Итак, я знал о проклятом человеке, вервольфе, или вампире, или ком-то там еще в человечьем обличье – кто живет больше, чем положено, и не может отражаться в зеркалах. Также я знал, что у них волосатые ладони. Eh bien, вооруженный этими знаниями, я познакомился с человеком, называвшим себя графом Черни и, как он заявил, ничего не слышавшем о Трансильвании. Parbleu, он отрицал это с бо?льшим рвением, чем это было необходимо. «Вы лгун, мсье граф, – сказал я ему (но это я сказал самому себе), – но это я проанализирую позже».

И тут случай с юным Экхартом. Он страдает от потери крови, но не может ничего объяснить. А мы с Троубриджем находим странный след на его теле. Я размышляю: а что, если это вампир, член проклятого племени, кто оставляет по ночам могилу и сосет кровь? Но откуда он появился? Это маловероятно.

Потом я встречаю старика, которого вы называете индейцем Джоном. Он много рассказывает мне из истории города и сообщает еще кое-что. Я услышал, что один очень старый человек заплатил ему очень большие деньги за то, чтобы тот отправился на старое кладбище к могиле одной ведьмы и вырыл весь растущий там чеснок. Как я знаю, вампиры чеснок не переносят. Если он растет на их могиле, они не могут выйти.

Тогда я спросил у себя: кому могло понадобиться это? Но не мог себе ответить. Однако я знал, что если был убран с могилы чеснок, ограждающий вампира, то это могло бы объяснить странную болезнь молодого Экхарта.

Tiens, мы с другом Троубриджем посещаем эту могилу, и на надгробной плите читаем стих, по которому понятно, что обитатель этой могилы вполне может считаться вампиром. Добрый священник рассказывает нам о старике, интересовавшемся этой странной могилой. Кто это был? (спрашиваю я себя), но ответа так и не имею.

Мы мчимся к дому Норманов, чтобы увидеть молодого Экхарта, и останавливаемся у лавки итальянского зеленщика. Я спрашиваю свежий чеснок, поскольку думаю, мы сможем использовать его для защиты молодого Экхарта – если его действительно преследует вампир. Parbleu, некий человек, очень старый, – как вы, американцы, говорите, «на пределе», – оказывается, скупил весь чеснок! Cordieu, говорю я себе, этот старик постоянно встречается нам на пути! И причиняет неприятности!

Итальянец сказал, что чеснок послали в дом в Раплейзвиле. И у меня возникает идея, что старик обосновался там. Но тогда нам надо было срочно повидать нашего друга Экхарта, а не задавать вопросы итальянцу. Прежде, чем уйти, однако, я сказал итальянцу, что у его чесночного клиента – дурной глаз. Parbleu, мсье покупатель чеснока, у вас не будет больше деловых отношений с этим итальянцем! Он уже знает то, что знает.

Мы приезжаем в дом Норманов и находим молодого Экхарта в тяжелом состоянии. А темнокожая служанка говорит о странной женщине, укусившей его. Кроме того, мы находим следы укусов на его груди. Вампирша Сара, похоже, это она, – говорю я себе и спешу к кладбищу с деревянным колом: как только его вколотишь в тело, вампир не может бродить, он умирает.

Троубридж может засвидетельствовать, что видел кровь на деревяшке, ввергнутой мною в могилу, вырытую почти триста лет назад. Ведь так, mon ami?

Я кивнул, и он продолжил свой рассказ:

– Почему этот старик захотел освободить вампиршу, я не знаю. Бесспорно, она состояла в его ужасной гильдии, или была тесно связана с ним. «Граф Черни» чувствовал, что одна из них находится поблизости, и оживил ее с помощью колдовства.

Тут мой друг Троубридж рассказал, что встретил его, но очень постаревшего. И священник, и зеленщик показали, что он был значительно старше, чем тот, с кем мы познакомились.

«Вот оно что, – сказал я себе, – он приближается к концу столетия. Тогда ждите Жюля де Грандена – он непременно будет».

И тут, мой сержант, появляетесь вы с рассказом об исчезновении мадемуазель Норман. Я также думаю, что она убежала из дома добровольно, пока вы не говорите, что итальянский зеленщик признал старика, обратившегося к ней – того, с дурным глазом. Он купил чеснок и живет в Раплейзвиле… Все сходится.

Девушка исчезает… старик обращается к ней… старик, такой сильный, что мог одолеть полицейского… Он приближается к возрасту, когда должен умереть как все обычные люди, если не выпьет кровь девственницы…

Я уверился, что граф и барон одно и то же лицо, и оно обитает теперь в Раплейзвиле. Voila, мы едем в Раплейзвиль, и успеваем. N’est-ce-pas, mes amis?

Костелло поднялся и протянул ему руку.

– Уверен, вы правы, док. Ошибки быть не могло.

Мне же, провожавшему его, в прихожей детектив заметил:

– А он ведь выпил всего одну рюмку ликера за весь вечер! Черт возьми, док, если б меня так забирало, я бы и не задумывался о принятии сухого закона!