прежде, признаюсь, не доводилось. И, думаю, даже я ни о чем бы не догадался, если бы, в силу вашего состояния после взлета, мне как врачу не пришлось бы приглядеться к вам с близкого расстояния.
Я почувствовала, как краснею, хотя под упомянутой врачом маской это не было заметно. Вот так: меня раскрыли, и всему виной — мой собственный дурацкий обморок! Еще бы! Ведешь себя как баба — не удивляйся, если окружающие поймут, что ты она и есть. В тот момент я почти ненавидела себя за принадлежность к женскому полу.
— Ваша маска очень качественно изготовлена, — продолжал Уолкс, — но, зная, что искать, можно заметить кое-какие нестыковки. Вокруг глаз, например. И возле левого уха.
— Избавьте меня от подробностей, — возмутилась я.
К слову, злиться на доктора оказалось значительно приятнее, чем на себя саму.
— Ради бога, — легко согласился врач.
— Даже если на мне маска, с какой стати вы решили, будто я «леди»? — спросила мрачно, все еще пытаясь сохранить лицо. Какой говорящий оборот в моем случае! — Может, я просто не хочу, чтобы меня узнали.
— Может быть, — признал врач. — Но если дело только в этом, с чего бы вам столь упорно отказываться от медицинского осмотра? Маски это никак не коснулось бы. Или у вас на теле узнаваемая татуировка или уникальный шрам, который позволит мне незамедлительно раскрыть тайну вашей личности?
Последний вопрос отличался нескрываемым сарказмом.
— Конечно, можно допустить, что в придачу вы страдаете недугом, который стремитесь от меня скрыть, — продолжал он, окончательно вбивая гвозди в гроб моего секрета. — Но я предпочитаю не множить сущности без крайней необходимости. К тому же, как вы совершенно верно заметили, что я могу сделать, даже если болезнь существует? Не выбрасывать же источник инфекции за иллюминатор.
— Здесь нет иллюминаторов, — проворчала, покосившись на круглое «окно», больше всего напоминающее именно его. Однако же я отлично знала, что это не более чем экран, во включенном состоянии отражающий вид снаружи.
— Тем более. — Уолкс пожал плечами.
Я опустила глаза, размышляя над ситуацией. Затягивать спор, пускаясь в демагогию, смысла не имело.
— И чего вы теперь от меня хотите? — поинтересовалась, так и не приняв решения, но стремясь потянуть время.
— Расскажите, зачем вам все это понадобилось.
— А если я откажусь? Как вы меня заставите?
— Никак. Не буду даже пытаться. Просто сообщу капитану Макнэллу, что его протеже — отнюдь не мужчина. А дальше он сам будет решать, как поступить. В сущности, это ведь его корабль, его команда и его экспедиция.
Я стиснула зубы и уставилась в пол, напряженно думая. Не то чтобы я доверяла врачу больше, чем Макнэллу, но… Чем меньше народу знает мою тайну, тем лучше. Я пока не была готова к тому, чтобы делать ее достоянием общественности, пусть даже мы и успели покинуть Новую Землю.
— Ладно. — Я вызывающе взглянула на Уолкса. — Что вы знаете о пратонцах?
— О пратонцах? — повторил док.
Его глаза сузились, по-новому исследуя мое лицо.
— Не старайтесь, — недружелюбно усмехнулась я, — маска к подлинной внешности имеет мало отношения.
— Стало быть, вы — пратонка? — спросил врач, действительно прервав пристальное наблюдение.
— Да.
Я не видела причин для многословности.
Настал черед Уолкса задуматься. Наконец он медленно склонил голову, словно ему на шею давил неподъемный груз. Затем так же медленно ее поднял.
— И много лет вы так скрываетесь?
— С детства.
Он снова кивнул.
— Рэй упомянул в разговоре, что вы ненавидите Новую Землю. Кто-то из ваших знакомых пострадал из-за своего происхождения? Вернее, пострадала?
Я не отвела взгляда.
— Моя мать. Ей было тридцать шесть. Она умерла от этих ваших машин.
Продолжая смотреть Уолксу в глаза, я кивнула в сторону приютившегося в закутке аппарата.
— Не наших, — поморщился он. — Прибор, который вы видите здесь, не имеет никакого отношения к тем приспособлениям. А тех людей, которые ими пользуются, трудно назвать медиками. Но теперь я понимаю, почему вы заявили, что ненавидите врачей. Примите мои соболезнования.
