сомневаться, правильно ли она его расшифровала. Это она хотела его так понять, а может быть, Наталья совсем не имела в виду ничего такого?
Она уже собиралась позвать Наталью отправиться в женскую комнату, когда увидела, что шатен снова идет к их столу.
И теперь он пригласил ее.
– Да? А почему, Владислав, не меня? – делая обиженное лицо, произнесла Наталья.
Она даже посказывала Маргарите его имя!
Шатен развел руками:
– Вы меня утанцевали, Наташа. Я вас боюсь.
– Один танец, Рита, – поднял палец Руслан. – Я тебя жду.
Поднимаясь, Маргарита рассматривала уши шатена. Уши у него были идеальные.
Ритм, который рубил оркестр, предполагал скачки вокруг друг друга, партнерство на расстоянии не ближе вытянутой руки. Шатен, однако, с решительной полуулыбкой молча обнял ее, привлек к себе, и Маргарита послушно откликнулась на его действие, сама тесно приникла к нему и, закинув руки ему за шею, сцепила их там замком.
– Что, – проговорила она, глядя снизу вверх в его светлые, с торжествующим самоупоением раздевающие ее глаза. – Дождался, наконец?
И почувствовала, что обескуражила шатена, – как и хотела.
– Дождался чего? – спросил он.
– Меня, – сказала она.
По его зеркально выбритому лицу пробежала волна откровенного, острого возбуждения. Ее явление одарило Маргариту уколом удовольствия: приятно вести игру, когда ответная игра под стать твоей.
– Что ты с этими? – сказал он, вжимая ее в себя так, что она едва могла переступать ногами. – Можешь отскочить от них?
– А я что делаю? – не отрывая от него взгляда, произнесла она.
– Я не о танце говорю.
– А я разве о танце? Считай, что их нет. Что они тебе?
Она ощутила животом тугой тычок его мужского естества. И в этом было еще одно удовольствие: что животом. Был бы пониже ростом, тогда бы его возбуждение неприятно напомнило о Руслане.
– О, ты женщина! – сдавленно выговорил он. – Ты женщина!..
Маргариту душило желанием соития с ним прямо сейчас, тут же, в этой скачущей вокруг, трясущейся, толкающейся толпе, под этот грохот и рев динамиков, так многократно усиливающих звуки живых инструментов. Она хотела осязать его в себе, обладать им, отдать себя ему на растерзание – чтобы он расклевал ее до кишок, выпотрошил, опустошил… Она потянулась к нему губами, он тут же ответно склонился к ней, жадно раскрывая рот для поцелуя, но она уклонилась от его губ и, упершись виском в его челюстную кость, жарко впилась ему в шею.
– Владислав!.. – протяжно сказала она, отрываясь от него, но не поднимая к нему лица, водя щекой по тому месту, где, должно быть, теперь у него должен был расцвести кровавый цветок. – Владей славой… Хочешь владеть славой? – Маргарита, наконец, вскинула на него глаза. – Хочешь?
Она не имела в виду ничего конкретного, это так выразило себя в словах сжигающее ее желание, но шатен понял ее слова во вполне определенном смысле.
– Ты тоже Слава? Владислава тоже? Или Мирослава какая-нибудь? Недурно!
– Еще как! – ответила она.
Снова дотянулась до его шеи, вмялась в нее лицом, распаленно прошла языком по хрящу кадыка, захватила губами нежную подчелюстную плоть в ямке над кадыком и, глубоко затягивая в себя, всосалась в нее. Владислав поводил головой, тянул шею в сторону, но не отстранялся, а только перестал танцевать и вжимался ей в живот восставшей твердью что есть силы.
– Вампирша, – сквозь стиснутые зубы произнес он, когда она, в конце концов, оторвалась от него. – Настоящая вампирша!..
– У-у, – вновь устремляя на него свой пьяный, плывущий горячечный взгляд, протянула Маргарита, – я еще не так могу. Знаешь, я как могу? У меня там, – подалась она к нему, нажала на его твердь животом, – знаешь, какая? Я тебя схвачу, так зажму – ты двинуться не сможешь!
Это было абсолютной неправдой, не имелось у нее подобных талантов, но ей сейчас хотелось думать о себе так.
– Вампирша, настоящая вампирша! – повторил Владислав.
Маргарита упивалась восторгом в его голосе.
– Я не вампирша – сказала она. – Я амазонка. Знаешь амазонок? Мы вас пользуем, а потом прогоняем от себя. Некоторых, которые не понравятся, убиваем.
Владислав издал короткий хмыкающий звук.
– В самом деле? – воскликнул он потом. – И не жалко?
– Не-ка, – отозвалась Маргарита. – Чего жалеть. Амазонки не знают жалости.
