И сам поразился тому, насколько слабо звучал мой голос. Мне и самому были едва слышны слова, которые я произносил. Тем не менее мои собеседники ответ услышали.
– Судя по тому, что вы можете шутить, ваш разум остался при вас. Очень рад, хотя с чисто человеческой точки зрения я могу вам только посочувствовать. Вы проявили себя как очень честный и принципиальный человек, к тому же достаточно сообразительный, чтобы делать правильные выводы на основе неполных данных, и достаточно сильный духом, чтобы, понимая последствия своих поступков, все равно делать то, что считаете правильным. Мне всегда импонировали такие люди. Более того, я должен сказать, что, несмотря на те проблемы, которыми вы нас обеспечили, я все равно не испытываю к вам неприязни. А вот вы в ближайшее время будете меня ненавидеть, потому что моя работа – добиться от вас определенных сведений и поступков. И я это сделаю, несмотря на ваше сопротивление. Ни я сам, ни мой коллега, господин Баум, не будем лично причинять вам боль, для этого есть подчиненные, но они будут выполнять наши приказы. Моего коллегу, господина Баума, будут интересовать сведения, которые вы скрываете, ну а моей задачей станет заставить вас впредь делать то, что от вас требуется в точности, чтобы ситуация, которая произошла сегодня утром, больше никогда не повторилась. Поскольку добровольно выполнять наши просьбы вы не захотели, послушание придется добиваться очень жесткими методами. Из-за вас был казнен господин Фромм – его убили за то, что он недостаточно хорошо выполнил свою работу. Я не буду так доверчив, как он, потому что мне не хочется повторить его судьбу. Как и господину Бауму. Меня зовут Карл Брец, и в нашей организации я именно этим и занимаюсь – заставляю людей делать то, что от них требуется. В моем подчинении находится четыре профессиональных палача и доктор Аккер – замечательный доктор. С ним вы познакомитесь позже, после того, как мы закончим наше представление. Господин Баум возглавляет отдел дознания – то есть он был непосредственным начальником господина Фромма. И провал Фромма в значительной степени ударил по господину Бауму. В ваших интересах сделать все возможное, чтобы господин Баум остался доволен работой с вами – это в некоторой степени уменьшит количество мучений, которые вам придется перенести. Теперь мы с господином Баумом вас покинем – нам пришлось здорово поволноваться за вашу жизнь, – даже доктор Аккер не давал гарантий, что вы сможете прийти в себя. Новая наша встреча состоится, когда вы немного наберетесь сил. А теперь отдыхайте.
Мои собеседники ушли, и я опустил веки. Я тогда мало что понял из длинной речи господина Бреца – осознание пришло позже, но этот, первый разговор запомнился мне очень хорошо. Должно быть, потому что он был единственным, когда со мной просто говорили.
В следующий раз, когда я проснулся, я чувствовал себя намного лучше. Голова по-прежнему болела, но уже гораздо меньше, да и зрение почти восстановилось – по крайней мере, угол обзора вернулся к нормальному, мне больше не казалось, что я смотрю на мир через бинокль с замутненными линзами.
Это, пожалуй, была единственная хорошая новость, потому что как только Аккер сообщил своему начальству, что я уже в достаточной степени пришел в себя, начались пытки. Любитель поговорить Брец почти не участвовал в допросах. В отличие от Баума, которого интересовало множество вещей, он изучал мои реакции и поведение, стараясь подобрать новые, более эффективные средства получения информации. И он действительно был профессионалом своего дела. Несмотря на то что меня не калечили, уже в первый день я готов был выложить дознавателю все, что ему хотелось узнать. Проблема была в том, что я действительно не знал того, что от меня хотели. После моего выступления на площади у тех, кто отдавал приказы этим двоим, почему-то возникла идея, что я с самого начала обманывал тайную стражу. И теперь они хотели узнать «правду». Почему-то Баум был уверен, что на самом деле после возвращения я успел встретиться с представителями «Общества патриотов», и теперь из меня выбивали подробности этой встречи, а также другие сведения о деятельности Беара и Хамелеона, знать которые я, по понятной причине, не мог. Чувство времени мне быстро отказало, возникало ощущение, что пытки не прекращаются по несколько дней – я не мог отследить смену дня и ночи, потому что в помещении, в котором я находился, не было окон. А может, так оно и было. Те, кто меня мучил, менялись, Баум и Брец уходили на какое-то время, но для меня пытка прекращалась только в те моменты, когда организм уже не выдерживал и готов был отказать.
Не видя смысла что-то скрывать, я раз за разом повторял правду: я не встречался с вождями сопротивления уже больше полугода и ничего не знал о сложившейся в стране ситуации, когда меня схватили. Но мучителям было этого мало. Какое-то время я настаивал на своем, но моя воля была быстро сломлена – я начал врать. Придумывал несуществующие подробности, способы связи и людей, которые работают связными – все, что угодно, лишь бы хоть ненадолго прекратить пытку. Поначалу это работало, но со временем мучители, поняв мою хитрость, решили продолжать пытки до тех пор, пока информация не подтвердится. С закономерным результатом, поскольку информация подтвердиться не могла. Я думаю, если бы мучители знали, о чем спрашивать, я рассказал бы им и об орках, и о том, что привел с собой целых два новых племени. Да что там говорить, не раз и не два в минуты временного просветления я готов был сам рассказать им об этом, без всяких вопросов – лишь бы только пытка прекратилась. Я сам не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы все же держать язык за зубами. Возможно, меня удержало только осознание того, что эти сведения могут счесть недостаточно ценными, чтобы оставить меня в покое. Да еще, возможно, знание, что если расскажу, в соседней камере, так же прикованная цепями к стенам, тогда будет висеть Говорна. Тогда к физическим страданиям добавились бы еще и моральные. Впрочем, не уверен, что дело было действительно в этом. В конце концов, я перестал надеяться на избавление и мечтал только о смерти. Каждый раз, чувствуя, что сердце вот-вот не выдержит постоянной боли и отсутствия сна, я уже мысленно ждал, что вот сейчас я умру, и боли больше не будет. Однако проклятый доктор Аккер был действительно профессионалом – в этот момент пытка прекращалась, и меня начинали лечить. Особых усилий доктору, правда, прилагать не приходилось. Зачем-то моим мучителям было необходимо, чтобы я оставался относительно целым, так что по-настоящему меня не калечили. Мне не дробили кости, не выжигали глаза, несмотря на все возмущение Баума,
