заставлена дубовыми бочками, и пахнет от них отнюдь не солониной. От них пахнет смолой, которой промазаны швы – отличная защита от влаги. Вряд ли кто-то стал бы портить вкус вина смолой, так что это точно порох. Остается только придумать, как устроить взрыв. Нужно торопиться – звуки драки удаляются, того и гляди к оставленному без присмотра драгоценному «огненному зелью» отправят дополнительную охрану. Быстро осматриваем бочки. Заколочены надежно, тихо проковырять дырочку не получится никак. Пытаться разжечь костер прямо под дном телеги бессмысленно – успеют потушить до того, как пламя доберется до вкусной начинки.
– Придется выбивать дно, – шепчу я, и Ян согласно кивает. Мы оба знаем, к чему это приведет.
Проклятая бочка будто бы сделана из бронзы – звук от ударов такой звонкий, будто я колочу по колоколу. От удара круглое деревянное дно едва-едва выходит из пазов. Я бью еще и еще, порох внутри набит плотно, мешает протолкнуть деревяшку внутрь. За спиной слышны чужие торопливые шаги и крик – я не отвлекаюсь, знаю, что Ян не пропустит ко мне врагов. По крайней мере, пока жив. Я слышу удар арбалетной тетивы и крик – напарник разрядил в кого-то арбалет, в упор. Одним эльфом меньше, сейчас прибегут еще. Я продолжаю колотить по дну. Наконец-то! Деревяшка проваливается внутрь. Бочка тяжелая, но мне не нужно ее поднимать. Достаточно просто повалить на бок и дождаться, когда часть пороха высыплется на дно телеги. Скатываю ее на землю, отвлекаюсь, чтобы выстрелить в эльфа, который только что зарубил Яна. Боец еще жив. Краем глаза я замечаю уродливую рану, пересекшую лицо моего напарника. Это пока не важно, важно направить арбалет на врага, прямо так, не снимая его с крепления на поясе, прицелиться хотя бы примерно и нажать на спусковой крючок. Болт по самое оперение уходит в брюхо первородного. Других рядом пока нет, хотя слышны крики и топот. Почему они все еще не здесь? Не важно. Я забрасываю на спину потерявшего сознание напарника и пинками качу бочку подальше от повозки. Порох широкой полосой отмечает дорожку.
Бежать тяжело, бочка укатывается далеко вперед, подскакивая на неровностях, где-то далеко впереди слышен глухой удар – опустевший сосуд ударился о ствол дерева. Мне не нужно его догонять, я останавливаюсь там, где дорожка из пороха начинает прерываться. Слишком близко от обоза. Я вдруг слышу взрыв возмущенных воплей где-то неподалеку, а сразу следом топот и хрюканье. Кто-то из товарищей добрался до тягловых кабанов и, не найдя повозки с порохом, решил хотя бы так устроить переполох. Неважно. Сбросив с плеч Яна, я лезу в карман за огнивом, бросая на землю кинжал, который, оказывается, до сих пор сжимал в левой руке. Ошибка. Мне едва удается уклониться от просвистевшей в считанных сантиметрах над головой бритвенно-острой полосы стали. Первородный один, но я безоружен – в руке только бесполезное в драке огниво. И драку надо заканчивать побыстрее, сейчас еще набегут. Удивительно, что еще не набежали. Я пытаюсь сократить расстояние, лишить первородного возможности пользоваться преимуществом – тщетно. Передо мной опытный боец, он не позволяет эмоциям взять верх, на каждую попытку приблизиться следует либо удар уруми, либо отход. Я тоже делаю несколько шагов назад – не стоит слишком удаляться от полоски черной пыли. Потом будет трудно найти ее в тумане. Первородный шагает следом и заносит руку для удара. Я понимаю, что нужно сделать. Подставляю правую руку под полосу металла, не обращая внимания на боль, сжимаю ее изо всех сил и дергаю на себя. Такого эльф не ожидал. Он проваливается вперед, теряет равновесие, наклоняется совсем немного, но достаточно, чтобы я дотянулся. Удар коленом в лицо, первородный ошеломлен. Я подхожу ближе, бью еще и еще, ногами и левой рукой. Целюсь в лицо, пытаюсь попасть в глаза. Получается. Первородный жив и даже не слишком сильно ранен, но драться не может – держится за лицо и орет от боли.
Я возвращаюсь к напарнику и пороховой дорожке. Мое огниво потеряно, но есть еще одно, то, что у Яна. Нашариваю огниво левой рукой, достаю. Пытаюсь взять кресало и понимаю, что ничего не получится. Ладонь правой руки рассечена до кости, как и пальцы. Они не гнутся, видимо, сухожилия рассечены. Как высечь огонь одной рукой? Снова поворачиваюсь к Яну. Бесполезно. Слишком глубокая рана, кровь до сих пор льется потоком, левый глаз вытек. Если и выживет, то в любом случае очнется не скоро. Звать на помощь? Если бы могли, уже помогли бы. Мы тут довольно сильно нашумели, Хорст и Кай обязательно появились бы здесь, если бы у них была возможность. На крики могут прибежать только враги. Я на секунду замираю, вспоминаю. Упражнения у Квотара, обугленный след ладони на полу. Нужно отрешиться от происходящего, успокоиться. Не самая простая задача по нынешним временам. Усилием воли давлю все мысли и эмоции, представляю теплый шар в груди. Шар все горячее, он разгорается все сильнее. Опускаю ладонь на пороховую дорожку, обильно заливая ее кровью, выпускаю жар. Вспышка. И без того пострадавшую руку обожгло. Белый огонек стремительно бежит по дорожке в обе стороны – куда-то вниз по холму, к укатившейся бочке и вверх, к повозке. Хочется упасть и не двигаться, и плевать на боль, но я игнорирую сигналы организма и вскакиваю, одновременно вцепляясь левой рукой в неподвижного Яна. Взваливая его на закорки, кричу во все горло:
– Отходим! Всем отход! Бегом!!! – и сам тоже бегу изо всех сил, со всей возможной скоростью. Взрыва я не слышу, просто в какой-то момент ноги перестают чувствовать землю, и я понимаю, что лечу. Недолго – мой полет прерывает ствол какого-то дерева, в которое я впечатываюсь так, что весь воздух вышибает из легких. Я валюсь на спину, на многострадального Яна. В ушах звон, я ничего не слышу, но я почти счастлив. Теперь бы еще убраться отсюда, да только встать никак не получается. Поэтому я ползу, продолжая тащить за собой бесчувственное тело напарника. Сам не знаю, куда – просто подальше отсюда. Куда-нибудь, где можно будет перевязать руку себе и голову Яну, переждать хотя бы пару часов, отдохнуть…
Я очнулся резко, рывком, и даже не сразу понял, что терял сознание. Просто в какой-то момент картинка перед глазами изменилась – была трава, а сейчас – небо, едва просматривающееся через кучу веток, наваленную сверху. Спине было мокро и холодно. Я попытался осторожно пошевелиться, приподнять голову, чтобы хоть немного осмотреться.
– Не шевелись и не двигайся. Дождись ночи. – Голос был мне незнаком, да и произношение было… очень уж чистое было произношение. Слишком
