лишь одного – добраться до траншеи и укрыться там.
Да, там был враг. Но и черт с ним! Враг – не пуля. С врагом лицом к лицу есть шанс выжить. Это пуля такого варианта не оставляет. У тебя дырка, а она полетела дальше. Пуля – дама скандальная и бескомпромиссная.
Многих гранатами посекло. Да и пулеметы сыграли свою роль – убивая перегретые стволы, они смогли отсечь приличную часть наступающих войск противника. Но хватило и тех, кто прорвался в траншеи.
Завязался рукопашный бой.
Дрались кто чем.
Штыковая? В траншее? Какая глупость. Со штыком там не развернешься. Поэтому бойцы бились как могли. Кто голыми руками, кто какими подручными средствами.
Алексей Николаевич понимал, что такой исход возможен, а потому постарался бойцам, сидящим в траншеях, выдать подходящие большие ножи и прочие «подходящие инструменты». Само собой, опираясь на опыт более поздних войн. Солдаты недоумевали – зачем им все это, даже посмеивались. Однако сейчас, в момент этой свалки, оценили. Остро отточенные линнемановские лопатки[59], бебуты и многое другое. В ход шло все. Но японцев было очень много. Слишком много для того, чтобы их сдержать.
И русская пехота стала откатываться к проходам, ведущим во вторую линию.
А японцы все прибывали.
Вот через бруствер стали переваливать их легкораненые. Не бог весть какие бойцы, но тоже массовка. Да чего уж там – масса, живая масса обезумевших от страха людей, готовых смести все на своем пути, чтобы выжить.
Опасный момент…
Генерал Куропаткин мерно вышагивал по залу командного центра, обдумывая ситуацию на основании оперативных докладов от наблюдателей, прекрасно просматривающих первую линию.
На начало сражения у Куроки было около ста двадцати тысяч. Пятнадцатого июня он атаковал силами до тридцати тысяч человек и потерял от четверти до трети личного состава. Семнадцатого июня он ввел в бой около сорока пяти тысяч. Примерно, разумеется. Порядка десяти тысяч отсекли пулеметы, вынудив часть «хвостовых» волн отступить. За счет более широкого фронта было задействовано больше фланкирующих огневых точек, что позволило нанести больше урона за полосой проволочных заграждений. И меньше, до нее, так как плотность артиллерийского огня оказалась ниже.
Таким образом в траншею влетело около двадцати трех – двадцати пяти тысяч бойцов, в то время как обороняло ее порядка пяти тысяч. Но русские солдаты были крепче, тяжелее и сильнее. В среднем. Кроме того, они были снаряжены оружием для ближнего боя, а значит, численное преимущество сказалось не так существенно. Но они все же отступили.
Поступили доклады о потерях. Там, в траншее, осталось лежать около двух тысяч человек. Немало. А значит, драка была ожесточенной, и японцы тоже понесли приличные потери. Сколько? Сложно сказать. От пяти до десяти тысяч или около того. То есть нужно ориентироваться на пятнадцать – восемнадцать тысяч бойцов остатка, размазанных вдоль фронта в пять километров.
У Алексея Николаевича в руках было три пехотных корпуса облегченного состава плюс еще один кавалерийский, который вообще следовало бы называть дивизией. Кавалерия и один из пехотных корпусов стояли в тылу, в резерве. Собственно, они и участвовали в шоу по погрузке войск в вагоны, что устраивалось с изрядной регулярностью для японских агентов. Таким образом, на фронт в тридцать километров у Куропаткина имелось всего два облегченных корпуса… и грамотная, можно сказать, передовая, система обороны. Для тех лет, конечно.
Траншеи шли не одной сплошной изломанной линией. Отнюдь. Соединялись проходами, но не более того. Поэтому первая центральная линия была полностью локализована и изолирована от соседей. Однако японцы теперь могли вполне уверенно блокировать дзоты центральной позиции и вскрыть их, подойдя с тыла. А много ли те продержатся в изоляции? Да и толстые деревянные двери-заглушки не такая уж и надежная защита от врага.
А значит что? Правильно. Японцы переведут дух. Подавят дзоты и начнут подтягивать подкрепления, желая прорваться во вторую линию обороны. И если первую успели как следует укрепить, то вторая и особенно третья оказались весьма иллюзорны. Работ там требовался еще непочатый край. Да и не хватало много чего от пулеметов до колючей проволоки и банального дерева. Кроме того, между слишком плотными линиями обороны не имелось просторного предполья для работы артиллерии по площадям. То есть создался весьма опасный момент, который грозил поставить под удар все сражение. Японцы реально могли прорвать центр. Хотя для них это и должно было стать Пирровой победой, но не это главное. Если они сделают это. Если заставят отступить Алексея Николаевича, то ситуация России в Маньчжурии окажется плачевной. Войск там немного. Куропаткин специально налегал на поставки вооружений, боеприпасов и обмундирования. И приличная часть всего этого добра хранилась в Ляояне. Потеря этого города в таких обстоятельствах приводила фактически к катастрофе – с голым задом против существенно превосходящих числом врагов особенно не навоюешь. Тем более что они захватят твои склады.
Конечно, Алексей Николаевич в своих размышлениях излишне сгущал краски. У него были свежие резервы. Но вводить их в бой – значит сорвать замысел операции. Требовалось обойтись без использования этих линейных частей. А потому Куропаткин, скрепя сердце, решился на введение в бой едва сформированного и еще толком не слаженного штурмового батальона. Ничего особенного там не было. Просто специально отобранные лихие парни,
