Гибель Аббаса и тяжелое поражение новой армии привело к фактическому расколу внутри персидского общества, во главе которого встали два выживших сына Шаханшаха[81]. Мохаммад Мирза возглавил партию традиционалистов, поддержанную кызыл-баши и востоком Персии. А младший Имамгулу Мира, возглавивший партию прогрессистов, засел на западе Персии при поддержке Закавказских феодалов и остатков новой армии. В Константинополь прибыл именно Имамгулу, пожелавший продолжить сотрудничество с Русью.
Иными словами, на просторах Pax Romana и прилегающих землях грандиозные события ни разу не заканчивались. Скорее переходили в новую, куда более масштабную форму. И главным нервом, вызывающим все эти «Потрясения Вселенной», выступал Дмитрий.
Но сейчас новый Басилевс возрожденной империи Ромеев отдыхал от трудов праведных. Всего третий день, как успокоились торжества и официальные мероприятия в Константинополе, связанные с конференцией и прочим… Он, вполне довольный собой, вошел в небольшой зал для завтрака. Здесь все уже собрались. Самые приближенные к нему.
Завтрак после утреннего моциона и ежедневной тренировки был для императора чем-то сакральным и чрезвычайно важным, ценным и особенно любимым в общем ряде приемов пищи. И, как следствие, тех, кто поддерживает его в этом деле, он привечал особо. Ева [82] разобралась, что к чему, очень быстро, поэтому, стремясь еще больше привязать и расположить к себе Дмитрия, посещала их не только регулярно, но и старалась получить от всего этого дела удовольствие. Ведь притворство рано или поздно заметят и неясно, как отреагируют. Поэтому она действовала хитрее и умнее, каждый раз перед приходом на завтрак выстраивая себе массу максимально приятных ассоциаций.
Но не суть.
Главное, что завтрак – это первый этап дня, когда Дмитрий позволял лезть к нему с донесениями и делами. В остальных случаях, только если происходили какие-нибудь форс-мажоры. Поэтому и неудивительно, что в зале его ждал огненник – один из приближенных телохранителей и порученцев Патриарха Московского и всея Руси. Он протянул пакет и покинул залу. Когда и если будет готов ответ, его вызовут.
Император вскрыл конверт и вчитался в послание, написанное мелким, убористым почерком Василия. И чем больше читал, тем сильнее бледнел. А закончив, замер словно статуя, безвольно уронив руки вдоль небольшого изящного кресла… точнее, даже не кресла, а стула с низкой спинкой, поддерживающей лишь поясницу.
– Что-то случилось? – участливо поинтересовалась Ева Никаноровна.
Дмитрий медленно, как во сне, повернулся к ней и глухим, каким-то не своим голосом стал рассказывать, что в начале июля Кристиан IV пригласил погостить в Копенгагене императрицу – Анжелику Львовну. Вместе с детьми, разумеется. Ведь старшая дочь Дмитрия – Елизавета числилась, согласно брачному договору, кронпринцессой Дании. Лиза дочь Марины. Так что по большому счету Анжелика Львовна с ее детьми Кристиану были не нужны. Но приличие нужно соблюсти. Поэтому король Дании прислал за ними свой самый большой галеон с почетным эскортом.
И все бы хорошо, но на обратном пути, уже осенью, корабли попали в сильный шторм, и галеон налетел на скалы, где его сильно и потрепало. А как стихия утихла, оказалось, что Анжелики и детей на корабле нет. Как, впрочем, и большей части команды. Судя по всему – смыло за борт.
Блюстительница престола подняла на уши все и всех. Моряки практически всей Балтики – от Ютландии до самых дальних уголков Ботнического залива вышли в море. Мать Мария[83] лично выехала на Балтику, где и свалилась с воспалением легких. Ей все хуже и хуже. Посему патриарх считает своим долгом уведомить государя о делах скорбных, ибо уже не надеется, что Марина выкарабкается, уж больно плоха.
Повествование Дмитрий закончил почти шепотом. А по его лицу предательски ползли маленькие, едва заметные слезы.
– Этот старый пень никак не успокоится… – тяжело вздохнув, произнес он после долгой паузы. – Я должен был тихо издохнуть тридцать лет назад[84]. Перерезанное горло – не шутки. Но у него были другие планы, – продолжал он говорить куда-то в пустоту перед собой. – И вот опять я остался один. Титулы. Могущество. Власть. Но ничего не греет. Все пусто… Один, опять один…
Ева, прекрасно умевшая чувствовать момент, встала и подошла к нему. Сзади. Прижавшись как можно плотнее к его напряженной и чуть подрагивающей спине. А потом, чуть наклонившись, произнесла шепотом, достаточно громким, чтобы услышали все за столом:
– Ты не один… я не праздна…
Дмитрий минуту или две никак не реагировал на эти слова. А потом в какие-то секунды его лицо проделало резкие эволюции от могильной отрешенности к изрядному удивлению и откровенной радости. Он вскочил так резко, что едва не разметал и женщину, и стул, и стол. Обернулся. Схватил ее на руки и прижал к себе, словно что-то невероятно ценное.
Ничего такого, в сущности, не произошло. Вот уже несколько месяцев император исправно работал над амфимиксисом данной особы. Было бы странно, если бы результат их регулярных и многочисленных половых актов оказался иным. Ева отличалась удивительным здоровьем и прекрасной фертильностью. Мало того, он догадывался, чем грозит такая страсть с его стороны. Однако слово, сказанное в нужный момент, оказало на него чрезвычайное влияние. Он поплыл. А Ева в одночасье из простой любовницы приобрела все шансы стать его супругой. Мало того – матерью наследника, что унаследует гигантскую империю, сотворенную Дмитрием.
Жизнь продолжалась.
А мир? Мир ждали новые потрясения, потому что Дмитрий благодаря этому новому союзу с Евой обрел второе дыхание и впервые почувствовал себя дома…
