Бивилку передернуло. Некоторое время обе сидели, таращась друг на друга, потом Умма решительно легла обратно в постель.
– Ты собиралась убирать дом, – напомнила Бивилка.
– Угу. А ты – на рынок.
– Угу.
С улицы доносился стук, гомон голосов, топот ног. Квартал бодрствовал. Магички – не вполне.
– Водички бы, – подала наконец голос Бивилка. – Холодненькой. Ведерко.
Умма высунула из-под одеяла руку, начала что-то наколдовывать, но быстро сбилась. Рука несколько вздохов висела безжизненно, затем пальцы скрутились в понятную конструкцию.
– Вот нам, а не водичка.
– Уммочка, это несерьезно.
– Угу.
В дверь поскреблись.
– Если кто спит – прекращайте, а если кто раздет – прикройтесь! – велел голос Оля, и почти тут же раздался скрип петель.
Магички высунули из-под одеял носы и красные глаза.
В одной руке у Оля было то самое ведерко с водичкой, и Бивилка с предсмертным стоном принялась выпутываться из одеяла. Другой рукой маг придерживал дверь, впуская в комнату Янису. Та несла поднос: две дымящиеся плошки, кувшин, кружки, хлеб.
Увидев еду, Бивилка снова забилась под одеяло.
Старуха поставила поднос на столик и пояснила:
– Углядела я поутру, что вам дури достало всю бутылину уговорюкать – так и заладилась вам супчику сварити. Целительская сила в ем великая для таких дурней молодых, какие меры во хмелю не знают. В единый вздох и дурноту сымает, и кровь разгоняет, и мысли проясняет, ежели голова не пропита еще.
Оль, сияя румянцем и улыбкой во весь рот, подтверждал кивками каждую фразу. Девушки страдали. Яниса обернулась к магу:
– Да поставь же ж то ведро! И не тамочки, а поблизу, чтоб недалече им тянуться, страдалицам. От спасибочки, помог старухе, помог и девицам! – обернулась к Умме. – И до чего же хороший друг у тебе, девонька! Веселый, добрый, честный, всею ж душою наружу как есть! Ох и светлый человек! Ох и мужчина справный!
– Яниса! – простонала Умма.
– Да я что? – зачастила та. – Я ж ни про что такое! Сынок до суседей приехал, говорю!
– Это от него Умма вчера отказалась? – уточнила Бивилка.
– Да хоть поглядела бы! – воскликнула Яниса, всплеснув руками. – Да хоча б из-за забору-то! Ну одним глазочком, а?
Умма застонала, уткнулась лицом в ладони.
– Ох ты ж девонька моя хорошая, ох и погано тебе, ясочке! – Старуха подхватила Оля под руку. – Вы поднимайтесь да супу покушайте, нарочно другой раз уже согрела! Он самый целебный, когда горяченький! А мы на кухне погодим, картоплю разберем!
Дверь закрылась. Бивилка подхватила кружку и с блаженным вздохом зачерпнула колодезной воды из ведра.
Супчик в самом деле оказался целебным. «Змеиный» – почему-то назвала его Бивилка, а объяснять отказалась наотрез. Силы, вернувшиеся благодаря супу, ох как пригодились: весь город словно только и ждал, когда Умма придет в себя, чтобы наброситься на магичку со своими вопросами.
У входной двери, под вывеской, Умма загодя прикрепила пергамент, где крупно вывела: «С девятнадцатого по двадцать первый день месяца желтотравня маг не принимает!» Но на пергамент никто не глядел.
Стоило ей начинать обметать потолок от паутины, как снизу раздалось:
– Госпожа магичка, а нет ли у вас чего от зубной боли?
Толстый бородач почти испуганно глядел на «госпожу магичку», которая стояла на столе, подобрав подол юбки. Умма оценила распухшую щеку страдальца и спрыгнула на пол, полезла в тумбу за склянкой с вязким составом.
Стоило схватиться за метлу – от двери задребезжало:
– Деточка, а скажи-ка бабушке: это вот вправду маговские заклинания расписаны?
Умма подошла, посмотрела на исчерканный пергамент, помотала головой.
Бивилка убежала на рынок, а потом – в конюшню, проведать свою Пасочку. Оль отправился вместе с магичкой, прежде пересчитав монеты в кошеле. Хорошо б до возвращения друзей закончить с уборкой, хоть как-нибудь: планы «хорошенько вычистить каждый уголок» полетели известно куда.
– Тетенька ворожея, а правду говорят, что кроличья лапка помогает в любви? – жутко смущаясь, мямлила девушка лет пятнадцати.
– Впервые слышу, – честно отвечала Умма, остервенело скребя донышко казанка. – Попробуй эту ножку приготовить со сметаной и угости
