Про Скали, беспокойно топтавшегося неподалеку, ничего не сказала.
Почему это Та Ёхо успокаивала Лутого, а не наоборот? У него, даже выбившегося из сил, все равно будет надежда убежать и спастись. У Та Ёхо – нет. Даже Совьон не сумела облегчить ее боль: смотреть на ногу айхи, обожженную, обернутую тряпицей, насквозь пропитавшейся кровью, было ничуть не легче, чем глядеть в обезображенное лицо Лутого. Если с юношей что-то случится, Скали едва ли захочет взять удар на себя и выручить Та Ёхо, которую рано или поздно найдут.
– Обязательно, – тихо ответил Лутый, и в улыбке его щека, испещренная рубцами, некрасиво сморщилась. – Все будет славно. Однажды.
Та Ёхо собирала стрелы, по неосторожности высыпавшиеся из колчана на бедре; зубчатые, широкие, вырезанные из кости – такие наконечники легко распарывали плоть. Лутому хотелось спросить, почему у айхи не водилось оружия из железа, – случайно ли? Не поэтому ли стальная стрела Оркки Лиса причинила столько вреда ей в обличье лосихи? Но времени не было: к логову разбойников следовало подойти, пока не стемнело. Юноша втянул воздух. Он о стольком еще не поговорил с Та Ёхо. Не узнал многих ее тайн, и тайн ее племени, и тайн целого мира – и ничего не узнает, если погибнет сегодня, в этих болотах.
Жить хотелось нестерпимо. Обманывать Сармата-змея, пировать в Волчьей Волыни, рассказывать истории перед дружинами в Медвежьем логе… Лутый стиснул рукой колено и с усилием поднялся.
– Будь начеку, ладно?
– Хорошо. – Та Ёхо склонила голову. – Беречь себя, Хийо. – Почти рассмеялась. – Пожалуйста.
А он даже не извинился за то, что привел к ней Оркки Лиса.
За спиной фыркнул Скали. Когда Лутый обернулся, лицо у того было желчное. Но юноша сделал вид, что ничего не заметил, и, перехватив копье, позвал:
– Идем.
…Становище разбойников – несколько прилипших друг к другу простых домишек. От любопытных глаз их закрывал дремучий лес, от врагов рьяно защищало болото: топь лизала скрипучие деревянные настилы, возле которых качался привязанный к жерди плот. Из отверстий в крышах вылетали комочки дыма. На колья, воткнутые в островки влажной земли, были нанизаны человеческие головы. Где-то серели одни черепа, а где-то чернели смутно знакомые лица, обмазанные смолой.
– Твари, – не размыкая губ, выдавил Скали.
Они с Лутым подобрались с подветренной стороны так близко, как могли: пластом лежали за корягой, в оперении редких болотных трав. Топи не внушали доверия, и, казалось, стоило воинам чуть сдвинуться в сторону – сразу бы увязли в грязной жиже.
– Ты знаешь, что нам досталась самая неблагодарная доля?
– Тихо, – шикнул Лутый, прижимаясь носом к локтю и буравя взглядом становище. Они со Скали должны были привлечь внимание и увести за собой в болота нескольких разбойников – но до этого стоило убить хотя бы одного.
В темно-медовом закатном свете логово Шык-бета смотрелось величественно и жутко. Головы на кольях скалились провалами страшных ртов – солнечные лучи выделяли каждую воинскую косу, каждый сгусток смолы. Страх заклокотал в гортани: когда ватажники заметят Лутого и Скали, то бросятся в погоню. И если черногородцев не погубят их стрелы, то убьет болото, – ах, глупый мальчишка Лутый, ну что тебе твоя хитрость, что твои юркость и обломанное копье? Ничто уже не спасет. Сам пропадешь, и Скали за собой потащишь, и Та Ёхо: Лутый должен был привести разбойников к сосне, за которой она пряталась. Но разве сможет раненая айха точно бить в цель?
– Не удивлюсь, – едко шептал Скали, – если ваша Совьон – любовница Шык-бета. И теперь атаману даже не нужно нас искать. Мы сами к нему пришли. Раз – ножом, два – стрелой, и словно и не было никогда карава…
Лутый стек с коряги и схватил Скали за шкирку. Рванул, перевернул на спину, взял за грудки.
– Да что ты несешь? – захрипел юноша. – Трус ты, Скали, и язык у тебя гнилой. Никто тебя не держит. Уходи.
Лутый навис над ним – а Скали смотрел снизу вверх, долго смотрел, и его вечно угрюмое лицо посветлело. Но потом он словно спохватился и, пожевав слова, выплюнул:
– Ну и рожа у тебя, конечно.
– На свою посмотри, – буркнул Лутый и, отпихнув его, вернулся на прежнее место. Снова приходилось ждать: из домишек никто не выходил. – Не особо-то краше.
Скали, потерев шею, перевернулся на живот и тоже подполз к коряге.
– Чего застыл? Иди давай. И без тебя справимся. – Лутый больше на него не глядел – лишь на логово Шык-бета. – Бегай-бегай от смерти и ищи себе сытной жизни.
– Что мне бегать? – Скали вскинул бровь. – Все равно сдохну еще до зимы.
«Зачем же ты тогда ядом прыскал?» – хотел спросить Лутый, но понял: Скали настолько привык к своей злобе, что разучился говорить иначе.
– А так хотя бы…
