переговоров заменил его преемник, глава победившей на выборах партии лейбористов Клемент Эттли.
Сегодня взвод морской пехоты встречал мчащиеся автомобили с главами трех держав. Том, командовавший оцеплением в этот день, встретил эскорт, отдавая честь по-американски, слегка вывернутой правой рукой. Его солдаты, одетые в легкие рубашки с закатанными до локтей рукавами и распахнутыми воротниками, приветствовали проезжающих, взяв «гаранды» «по-ефрейторски на караул». Томпсону было немного не по себе, что его солдаты выглядят столь расхлябанно и ведут себя совершенно не по-военному. В то же время стоящие перед их зоной русские часовые, одетые в полную парадную форму, брали винтовки «по-офицерски на караул», держа приклад у пряжки ремня. Несмотря на страшную жару и духоту, они не расстегивали даже крючки на воротниках мундиров и практически не шевелились, словно статуи.
– Вот как надо нести службу в почетном карауле, – опуская руку и рассматривая подтянутых советских солдат, заметил Том стоящему рядом с ним взводному сержанту.
– В такую жару? – удивился он. – Сэр, у них же всё просто: нарушил дисциплину – в ГУЛАГ!
– С чего вы это взяли, Генри? – удивился Томпсон.
– Читал в газетах, сэр. У коммунистов все держится на страхе наказания, сэр, – шутливо приняв стойку смирно, заметил сержант.
– Не всё так просто, сардж, – усмехнулся капитан. – Запомни – самые простые объяснения не всегда самые правильные.
– Сэр, но это же коммунисты! – удивился сержант.
– А что, коммунисты не люди? – вопросом на вопрос ответил Том. – Помнишь фильм «Миссия в Москву»? И как думаешь, если поменять тамошних героев с русских на американцев, что-нибудь изменится?
– Ну, – задумался Генри. – А пожалуй, ничего… Люди у них такие же… Мы не хуже, чем они, и как бойцы… Аламо, Геттисберг, Бастонь…
– Вот видишь. А ведь ни в Аламо, ни в Бастони нашим ГУЛАГ не грозил. Так что, сардж, не так уж мы и отличаемся.
– Пора проверять посты, господин капитан, сэр, – тактично напомнил сержант, вспомнив «второе место службы» капитана и уходя от скользкого разговора.
– Да, пошли, – согласился Том. – Хотя тут что у русских, что у наших, что у лайми столько охранников… мы так, для красоты.
– Служба, сэр, – осклабился Гарри, с намеком покосившись на планку боевых наград на капитанском кителе. – Сэр, а нельзя ли договориться об экскурсии в Берлин, сэр? Хочется посмотреть на главное гнездо нацистов.
– Попробую, – охотно согласился Том, прикинув возможности заполучить связь с Москвой. Которая бы ему не помешала, но и не выдала. – Попробую…
Пока Том нес службу и общался со своим английским коллегой, три правителя стран-победительниц обсуждали послевоенное устройство мира. Как и в известной Тому истории, Германию разделили на четыре зоны оккупации, русскую, английскую, американскую и французскую. Однако советская зона была намного больше, так как Красная армия сильно продвинулась на севере и даже знаменитая встреча на Эльбе произошла не у Торгау, а у Гамбурга.
А сегодня заседание «Большой тройки» было посвящено ситуации в Польше. Началось оно с обвинений Дугласа в предоставлении полякам зоны оккупации Германии.
– Ялтинским соглашением… мы определили наши зоны оккупации и границы этих зон. Мы отвели войска в свои зоны. Но сейчас, по-видимому, еще одно правительство получило зону оккупации… Я дружественно отношусь к Польше и, возможно, полностью соглашусь с предложениями Советского правительства относительно ее западных границ, но для этого и будет созвана мирная конференция[58].
На этот вопрос Сталин ответил целой речью.
– На Крымской конференции главы трех правительств согласились, что восточная граница Польши должна пройти по ныне существующей границе с учетом линии Керзона… Что касается западной границы, то в решениях конференции сказано, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и на западе… Что касается вопроса о том, что мы предоставили оккупационную зону полякам, не имея на это согласия союзных правительств, то вопрос этот поставлен не совсем точно… немецкое население шло вслед за наступающими русскими войсками на запад. Польское население шло вперед на запад… А поэтому мы пустили поляков. Мы в этом духе и ответили тогда нашим американским и английским друзьям. Мы тем более пошли на это, что знали, что Польша получает приращение своих земель к западу от своей прежней границы. Я не знаю, какой может быть вред для нашего общего дела, если поляки устраивают свою администрацию на той территории, которая и без того должна остаться у Польши.
– Но это выглядит как подарок полякам! – возразил Эттли. – До мирной конференции мы можем говорить только о временной линии границы.
– Я хотел бы напомнить господину Эттли и некоторым другим, которые не присутствовали на Крымской конференции, мнение президента Рузвельта и премьер-министра Черчилля, которое тогда было высказано. И с которым, признаюсь, я тогда не согласился. Господин Черчилль говорил о линии западной границы Польши по Одеру, до впадения в Одер реки Нейсе, восточнее ее. Я отстаивал линию западнее Нейсе, которую предлагало и польское правительство. По схеме президента Рузвельта и господина Черчилля, Штеттин остается за Германией, а также Бреслау и район западнее Нейсе, – подойдя к стене, Сталин показал новую границу на карте. – Здесь рассматривается вопрос о границах, а не о временной линии. Этого вопроса обходить нельзя. Если бы мы достигли согласия, можно было бы принять решение, не приглашая сюда представителей польского правительства. Если же мы с мнением польского
